Элизабет Торнтон - Роковое наваждение

Если смотреть на Гайд-парк из окна гостиной, можно представить себе, что ты находишься в лесу. Да, в лесу Сара чувствовала бы себя лучше, чем в Лондоне. Она не любила этот большой город с его улицами, забитыми прохожими и каретами; ей было не по себе среди домов, каменными громадами поднимавшихся к низкому небу. Они стояли тесно, стена к стене, не оставляя места даже для клочка травы, не давая бедным горожанам насладиться солнечным светом.

Впрочем, Гайд-парк, раскинувшийся за ее окном, был по-настоящему хорош.

Стояло тихое июньское утро. Улицы в этот час были совсем пустыми, гулкими и влажными от утреннего тумана. Лишь кое-где по тропинкам парка прогуливались няни с детьми да изредка проезжал экипаж, но цоканье копыт и шум колес вскоре стихали за поворотом, и вновь воцарялась сонная тишина. Таким Лондон будет почти до самого вечера, часов до пяти, после чего на его улицы хлынет толпа гуляк, понесутся кареты, затем зажгутся фонари…

По вечерам Сара всегда оставалась дома. Она до сих пор не могла забыть те дни, когда в Винчестере разбиралось ее дело. Толпу Сара не любила и прежде, но с той поры просто возненавидела. Она никогда не забудет людей, сидевших плечом к плечу, словно селедки в бочке, в том душном, тесном зале; им было не лень тащиться в Винчестер из Лондона только за тем, чтобы поглазеть на нее, на Сару. Бр-р-р…

Ей никогда не хотелось жить в Лондоне. Здесь ее могли увидеть, узнать. Однако обстоятельства переменились, и Сара решила, что теперь ей безопаснее будет жить в большом городе, где о ней, как она хотела надеяться, все успели забыть, чем в провинции. Когда долго живешь в маленьком городке, становится все труднее скрывать свое настоящее имя. К тому же в этих городках жители находятся друг у друга на виду и привыкли знать о своих соседях всю подноготную.

И Сара решила поискать спокойного убежища в большом, шумном Лондоне.

Ее взгляд остановился на малыше, который носился вокруг старого толстого клена. Мальчику было лет пять, а может быть, и меньше. Он так громко и радостно кричал, что его звонкий голос был слышен даже сквозь закрытые окна гостиной. Неподалеку, наблюдая за мальчиком, стоял джентльмен, которого Сара сочла его отцом. Кроме этого джентльмена, поблизости не было видно ни няни, ни женщины, которая могла бы оказаться матерью сорванца.

«Счастливый! — подумала про мальчика Сара. — У него есть отец, который играет с ним!»

Ее отец не баловал детей вниманием — и своих, и приемных. Он всегда был занят только собой, своим делом и положением в свете.

«Тебе нужен титул, Сара, — высокопарно сказал он ей сразу после того, как она закончила школу. — Почему бы и нет? За деньги можно купить все что угодно. Теперь ты у нас леди образованная, так что… Да, зятек с титулом был бы мне очень кстати!»

И отец подыскал ей в мужья какого-то аристократа, но тут-то коса и нашла на камень. Сэмюэль Карстерс с удивлением обнаружил, что его дочь ничуть не менее упряма, чем он сам.

"Эх, отец, отец, — подумала Сара, — знал бы ты, как низко я пала, ты бы, наверное, перевернулся в гробу”.

Она повела плечами, словно от озноба, и отошла от окна в глубь комнаты. Сара передвигалась по гостиной с рассеянным видом. Она бездумно скользила по стенам своими большими карими глазами, машинально поправляла рукой пышные каштановые волосы, собранные на затылке в плотный пучок. Строгое платье с высокой талией и блестящими пуговицами, застегнутыми до самого горла, подчеркивало стройность и грациозность ее фигуры. Маленькая кокетливая кружевная шляпка в сочетании с этим платьем делала Сару похожей на горничную. Впрочем, этого Сара и добивалась. Кто распознает в скромной служанке женщину, которую совсем недавно назвали развратницей.

Сару охватил приступ неожиданного смеха. Можно подумать, что у нее нет дел поважней, чем заботиться о том, как она выглядит! А оставшееся подозрение в том, что она убийца? Ведь после того суда ей пришлось поменять буквально все — и образ жизни, и окружение, и даже собственное имя.

Да, но к чему это все привело? Ни к чему! Ровным счетом ни к чему, потому что прошлое не отпускало ее и вновь коснулось сегодня своей холодной рукой.

До Сары долетел дальний звон дверного колокольчика, и она повернулась лицом к двери. Спустя мгновение в гостиную вошла экономка и компаньонка Сары, статная женщина лет пятидесяти, и сказала:

— Мальчики пришли.

Сара улыбнулась на эти слова, произнесенные мисс Битти. Да, для нее, для мисс Битти, Саймон и Мартин Стритхемы всегда были и останутся “мальчиками”, несмотря на то, что оба учатся теперь в университете. А Сара со своей сестрой Анной всегда будут для мисс Битти “девочками”. Что же касается младшей из Стритхемов, Люси, то ей навсегда суждено остаться “малышкой”.

В прошлом мисс Битти много лет прослужила в доме Сэмюэля Карстерса, перенянчила всех его детей — и своих, и приемных. Затем дети выросли, и мисс Битти уехала к себе, в Солсбери. Когда же после окончания суда Сара предложила ей жить вместе, мисс Битти охотно согласилась.

Сара была очень рада тому, что рядом с нею есть человек, которому можно поплакаться, с которым можно разделить чудовищное одиночество посреди большого города. Со своей стороны, мисс Битти, похоже, также была рада составить Саре компанию.

— Так веди их сюда, Би.

Вести никого не пришлось. Молодые люди влетели в гостиную и обрушились на Сару, словно ураган. Она была расцелована в обе щеки, ее кружили по комнате и засыпали комплиментами. Братья наперебой сообщали Саре о том, что она прекрасно выглядит, что ее новый дом — просто прелесть, и о том, как они рады вновь увидеть ее. Но вот первая волна возбуждения схлынула, и Сара тут же поскучнела. Посмотрела на своих сводных братьев и совсем негромко сказала:

— Садитесь.

Саре не хотелось начинать разговор, для которого она пригласила “мальчиков”, он был ей очень неприятен, но и откладывать его она не могла. Тем более что сегодня был день, когда Сара оплачивала счета своих братьев. Однако вовсе не из-за этих счетов загрустила Сара, хотя счета эти были, прямо скажем, не маленькими. Но гораздо больше огорчало ее письмо, в котором адвокат Сары сообщал о том, что братья отстранены от занятий в Оксфорде до конца семестра. Сара прекрасно понимала, что слово “отстранить” было в данном случае просто вежливой формой другого, более точного слова:

"выгнать”. “Выгнать за дурное поведение” — но как это звучало на самом деле.

Саймон Стритхем криво усмехнулся и с размаху шлепнулся в кресло. Ему было восемнадцать, и он был старше Мартина ровно на год.

— По твоему лицу я вижу, — начал он, — что старина Примроуз уже успел обо всем доложить прежде, чем у нас появилась возможность объясниться самим. Не нужно так переживать, сестренка. Как говорится, плох тот студент, которого ни разу не выгоняли. Не волнуйся, со следующего семестра мы снова вернемся в Оксфорд.