Тэми Хоуг - Плач волчицы

Справа от певца стоял Джек Бодро. Опершись коленом на скамейку у пианино и опустив голову, он сосредоточенно играл на небольшом евангельском аккордеоне. С того места, где стояла Лорел, Бодро выглядел высоким, с сильными плечами и узким торсом. Выражение его худого, загорелого лица было суровым, почти сердитым. Его глаза были плотно сжаты, как будто свет ламп, освещавших сцену, мог помешать ему выразить свои чувства в музыке. Его прямые черные волосы рассыпались по лбу и казались влажными и шелковистыми, и Лорел обошла танцующих и протиснулась к самой сцене, мгновенно захваченная печальной песней и настроением, исходящим от человека, с которым она собиралась встретиться. Ей казалось, что она почувствовала ту же внутреннюю боль, которую испытывал аккордеонист. Глупо с ее стороны. Почти все кейджунские песни были о человеке, который потерял свою любимую. А этот вальс — «Valse de Grand Meche» [3]— был старым, это была песня о несчастной женщине, пропавшей в болоте, а ее возлюбленный мечтал о том, что они снова встретятся после смерти. Но ведь он пел не о своей жизни, и, даже если бы и о своей, ей не было до этого дела. Она пришла поговорить с ним о собаке, принадлежавшей ему. .

Пальцы Джека замерли на клавишах аккордеона после того, как он взял заключительный аккорд. Леон с душой допел песню, и ноги танцующих замедлили движения. Музыка замерла, и толпа рассеялась, а Джек устало уселся на скамейку у пианино. Песня всколыхнула слишком много воспоминаний. То, что он мог вообще что-то чувствовать, навело его на мысль, что нужно выпить еще.

Он протянул руку к стакану на пианино и не глядя отправил остатки виски себе в горло. Вобрав в себя воздух, почувствовал, как алкоголь обжег желудок. Его обдало волной тепла, оставившей приятную онемелость внутри.

Он медленно открыл глаза, и окружающее обрело четкость. Взгляд наткнулся на пару огромных глаз цвета неба в полночь, которые смотрели прямо на него из-под стекол больших очков в роговой оправе. Это было лицо ангела, спрятанное под этими нелепыми очками, — овальное, изящное, с маленьким носом и губами, которые звали к поцелую. Джек почувствовал, что его настроение вышло из пике и стало стремительно подниматься, когда она обратилась к нему по имени.

Она не принадлежала к тем женщинам, которые обычно тянулись к сцене и старались привлечь его внимание. Во-первых, не было никаких признаков заигрывания. Трудно было даже сказать, умела ли она заигрывать вообще. Голубой ситцевый сарафан висел на ней мешком. Даже если предположить, что свободная талия и прямой покрой были данью моде, то соблазнительным его никак не назовешь. Но Джеку было не занимать воображения, и он использовал его сейчас, чтобы мгновенно мысленно создать облик женщины, стоящей перед ним. Изящная, стройная, холеная, как маленькая кошечка. Он предпочитал, когда у женщин были более выпуклые формы, но ведь нельзя же всегда любить одно и то же.

Он наклонился к ней, поставив аккордеон на пол, и продемонстрировал одну из своих улыбок, которая сразила наповал не одну женщину.

— Эй, сладкая, где ты была всю мою жизнь?

Лорел почувствовала, как будто ее легонько толкнули в живот или, выражаясь точнее, очень интимно дотронулись до нее. Симпатичные, самоуверенные мужчины обычно не производили на нее никакого впечатления; ямочками на щеках ее не пронять. Его популярность у женщин также ничего не значила для нее; ее не интересовали мужчины, которые делали зарубки на кровати, чтобы вести счет своим любовным победам. Но никогда в жизни она не видела более обаятельной улыбки, чем улыбка Джека Бодро.

Сначала она почувствовала притягательность его темных глаз, глаз цвета cafe noir[4], с дьявольскими искорками, а потом он уже доконал ее этой своей улыбкой. Его рот был широким и подвижным, а линия верхней губы напоминала форму лука в руках стрелка. Когда он улыбался, уголки губ слегка растягивались и на худых, загорелых щеках появлялись ямочки, совершенно преображая лицо, которое секундой раньше казалось суровым и жестким.

Но сейчас он казался неприятным. Сейчас он казался необузданным. Сейчас он смотрел на нее и, казалось, раздевал взглядом. У нее появилось желание прикрыть грудь руками, просто на всякий случай.

Сердясь на себя, она крепко сжала челюсти и откашлялась. Ее первая реакция на мужчин никогда не была сексуальной. А сюда она пришла потому, что ее заставили обстоятельства.

— Я давно научилась не иметь никаких дел с повесами, у которых на языке одни избитые фразы,-сказала она, все-таки сложив руки на груди, несмотря на свое решение спокойно держать их вдоль тела.

Улыбка Джека не дрогнула. Он любил девушек, острых на язык.

— А ты не монашенка ли часом, или, может быть, ангел?

— Нет, я прокурор. Мне нужно поговорить с вами о вашей собаке.

В толпе начали протестовать против того, что нет музыки.

— Эй, Джек, может, хватит заниматься любовью, пора спеть что-нибудь.

Джек поднял голову и рассмеялся, наклонившись к микрофону, который был прикреплен к пианино.

— Тут не любовь, Деде, тут прокурор!-Когда стихла первая волна хохота, он добавил: —А вы знаете, чем пользуются адвокаты, чтобы не рождались дети? — Он выждал немного, а потом, понизив голос до шепота, произнес:-Собственными персонами.

Лорел почувствовала, что краска гнева залила ее шею и подбиралась к щекам, когда услышала, как зашумела и захохотала толпа.

— На вашем месте я не стала бы шутить, мистер Бодро,-сказала она, стараясь говорить так, чтобы ее мог слышать только он.-Ваша собака нанесла значительный ущерб саду моей тети сегодня.

Джек взглянул на нее с деланной наивностью;

— Какая собака?

— Ваша собака.

Он красноречиво пожал плечами;

— У меня нет собаки.

— Мистер Бодро…

— Называй меня Джеком, ангел, — растягивая слова, сказал он и снова наклонился к ней, рукой облокотившись на колено.

Теперь их глаза были на одном уровне, и Лорел почувствовала, как сама наклоняется к нему, как будто он притягивал ее к себе особенной магнетической силой. Его взгляд опустился на ее губы, немного там задержался и откровенно выразил одобрение. Она с трудом проглотила слюну и едва сумела удержаться, чтобы не провести языком по верхней губе.

— Мистер Бодро, — нетерпеливо начала она, стараясь не обращать внимания на бешеный пульс. — Есть здесь более уединенное место, где мы могли бы обсудить этот вопрос?

Он вздернул брови над своими черными, дьявольски горящими глазами.

— А моя квартира будет достаточно уединенна для вас?

Лорел заскрипела зубами:

— Мистер Бодро…

— Вот тебе еще одна избитая фраза, ангел,-прошептал Джек, наклоняясь немного ближе и смотря ей прямо в глаза. Он поднял свой палец и поправил им очки у нее на носу. — Ты хороша, если тебя как следует подзадорить.