Ширли Конран - Кружево-2

Со всем жизнерадостным невежеством, свойственным юности, Джуди полагала, что за напряженной самоотверженной работой должен обязательно последовать успех. Она еще не сознавала, что можно вложить все свое сердце и способности в работу, но обстоятельства редко складываются удачно для тех, кто лишь «в меру» привлекателен. И ты ощущаешь страшное разочарование, когда другие, менее одаренные люди получают принадлежащее тебе по праву.

Да, конечно, на долю Лили выпало немало страданий, но зато теперь она обладала всем, чего у Джуди в свое время не было и в помине, – красотой, сексапильностью, деньгами и временем. Временем, чтобы сниматься и чтобы отправиться куда-нибудь вечером развлечься, не будучи измотанной непосильной работой. Временем для мужчин. Джуди помнила свои мучительные размышления о том, добьется ли она успеха до того, как состарится и потеряет привлекательность, сможет ли когда-нибудь купить замечательное платье и отправиться в какое-нибудь замечательное место и встретить там замечательного парня…

Вполне возможно, всего этого было бы легче достичь, окажись Джуди по-женски более привлекательна. Джуди было стыдно сознаться в этом даже самой себе, но она ревновала к красоте Лили…

А мужчина на азиатской стороне города все продолжал, водя биноклем, продираться взглядом сквозь толпу мальчишек, продающих жевательную резинку и талисманы от сглаза, пока не обнаружил паром, за одним из столиков которого завтракали три знаменитые женщины.

– Джуди, возникли проблемы, – с места в карьер начал фотограф, встретивший их в Топкапском дворце. – В гареме невозможно снимать, это запрещено.

Люди, лучше знавшие мисс Джордан, обычно не употребляли в разговоре с ней слово «невозможно». Если же все-таки кто-либо допускал такую неосторожность, она, гордо задрав свой маленький носик, отвечала: «Только невозможные люди говорят – невозможно!» или проще: «Это должно быть сделано».

На сей раз Джуди со всей категоричностью заявила:

– Мы должны провести эту съемку в гареме. Статья уже сдана, заголовки согласованы, фотопленка сегодня же вечером отправится в Нью-Йорк, и снимки будут опубликованы в пятницу. – Она обернулась к гиду из Стамбульского туристического бюро. – В чем проблемы?

– Гарем огромен… – начал было тот.

– И неужели там не найдется места, чтобы мы могли сделать несколько кадров? Тем более что с вашим начальством все оговорено.

– Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Фотографировать строжайше запрещено, так как ведутся реставрационные работы.

– Но неужели нет ни одной доступной комнаты?

– Пожалуйста, поймите меня правильно, мадам. Топкапский дворец – наша национальная гордость, и правительство будет страшно огорчено, если на снимках он предстанет не в лучшем своем виде. К тому же все самые красивые комнаты находятся в той части Топкапского дворца, которая открыта для посещения. Пойдемте, я вам покажу.

– О'кей! Давайте посмотрим! – Взглянув на часы, Джуди быстро прикинула, что времени хватит и на небольшую экскурсию, и на съемку.

– Как, ты думаешь, мы будем выглядеть, пройдя по всем этим лабиринтам? – прошептала Санди, обернувшись к Лили.

– Скверно, – отрезала Лили, вполуха прислушиваясь к быстрой, с заметным акцентом речи гида, рассказывающего историю любимой наложницы султана.

– И что, это всегда так? – не унималась Санди. Ей все еще не хотелось верить, что излучающая сияние и блеск жизнь далекой звезды при близком рассмотрении оказывается совсем не такой притягательной.

– Да, – ответила Лили. – Ты всегда куда-то спешишь и останавливаешься только в аэропорту. В сущности, ничего не видишь в своей жизни, кроме пыльных гримерок и съемочных павильонов. Ты не можешь сходить на дискотеку, потому что боишься проснуться назавтра с мешками под глазами, не можешь позагорать, иначе в одних кадрах окажешься светлее, чем в других, почти не можешь есть то, что едят все нормальные люди, чтобы не похудеть или не растолстеть. Ну так и что?! В чем, скажи мне, притягательность успеха?

– Девочки, пора готовиться к съемке, – прервала их Джуди. – Будем фотографироваться в столовой султана.

Она провела Лили и Санди в небольшую комнату, стены и потолок которой были украшены позолоченными рельефами с изображением лилий и роз, персиков и гранатов. Фотограф с озабоченным видом изучал показания экспонометра.

– Боюсь, что вся эта буйная флора на фотографиях выйдет размазанной, как овсянка по тарелке.

– Тогда давайте сделаем несколько кадров во дворе возле гарема. Там нормальное освещение, – предложила Джуди.

После того как съемка была закончена и пленка отправлена в аэропорт, Санди с фотографом вернулись во дворец, чтобы еще раз его спокойно осмотреть.

– В конце концов, милая, – заявила Санди, когда они с Лили выходили из сокровищницы султана, – не так уж часто мне доводилось видеть рубин величиной с голубиное яйцо.

Попрощавшись с Санди, Джуди и Лили уселись в автомобиль, с облегчением сбросили с ног туфли и попросили отвезти их на Большой базар.

Когда они уже выходили из машины, изящная, из змеиной кожи сумочка Лили соскользнула с плеча, раскрылась и все содержимое высыпалось наружу: серебряная мелочь, блеск для губ, письма… Лили стала поспешно запихивать все обратно, но Джуди успела заметить письмо в авиаконверте.

– Не спеши, Лили! – голос Джуди дрожал от гнева. – Он все еще тебе пишет, да?

Лили уже открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. В конце концов, все, что бы она сейчас ни сказала, прозвучит ложью.

А Джуди не могла сдержаться:

– Неужели ты думаешь, что я не узнаю почерк своего любовника, хотя бы и после стольких месяцев?

– Джуди, я не могу заставить Марка не писать мне. Но я-то с ним не поддерживаю отношений. И у нас с ним никогда ничего не было, ты же знаешь…

– Но он хочет тебя, Лили, не правда ли? А меня он больше не хочет! – Джуди понимала, что ей необходимо остановиться, но теперь уже не могла: слишком долго она носила свои обиды в себе. – Не пытайся уверить меня, будто не знала, что Марк в тебя влюбился тогда, в Нью-Йорке. Не притворяйся, будто не знаешь, какое впечатление ты производишь на мужчин. Ты, Лили, – самый знаменитый секс-символ мира! – Джуди знала, что наносит удар по самому уязвимому месту дочери.

– Ты несправедлива, Джуди! За кого ты меня принимаешь?

Но Джуди уже окончательно потеряла контроль над собой.

Ее захлестнули ревность, отчаяние и страх:

– За женщину, которая способна соблазнить любовника матери и разрушить дело матери, вот за кого! – бросила она в лицо дочери.

Из глаз Лили хлынули слезы ярости.