Татьяна Устинова - Развод и девичья фамилия

Почему-то он решил с ходу осадить Аллочку, как Емельян Пугачев – крепость в оренбургских степях. Аллочка перепугалась, пару раз надерзила, от приглашения «на чашку кофе» отказалась, может быть, даже слишком решительно, в коридорах проскакивала мимо, не задерживаясь ни на секунду. Все эти меры возымели действие прямо противоположное тому, на которое рассчитывала Аллочка.

Леша решил, что она «ломается и выкаблучивается», и потому усилил натиск.

Больше он не ждал ее в коридорах, а являлся в отдел новостей – сам он работал в отделе политики, – усаживался к ней на стол и изводил ее вниманием и комплиментами. Внимание, по Аллочкиному мнению, становилось все более навязчивым, а комплименты все более сальными.

– Ну, как там мамочка с папочкой?

– Спасибо, хорошо. Леш, я прошу прощения, мне нужно…

– Ничего тебе не нужно, – прищурившись, сказал Леша. Аллочка была уверена, что щурится он исключительно «для шику». – Сегодня все равно никакой работы не будет, уж поверь мне, старому морском волку. Да у нашей девочки никогда особой работы не бывает, верно?

– По-разному, – натужно улыбаясь, выдавила Аллочка, – а у тебя что, тоже нет никакой работы?

– У меня работа есть всегда, – объявил Леша, перехватил ее руку и поцеловал пальцы. Аллочка едва удержалась, чтобы ее не отдернуть. – Некоторым бриллиантики аист приносит, а мне на них зарабатывать приходится.

– Скажите, какой работник! – фыркнула Катя Зайцева, огромная, медлительная, похожая на бегемотиху. Никто лучше Кати не писал коротких, изящных, ироничных эссе обо всем на свете. Катя сидела за компьютером, попеременно отпивала из двух чашек то кофе, то чай и откусывала от булки.

Аллочка вздохнула. Катя фыркнула не для того, чтобы защитить ее от приставаний, а как будто наоборот, для того, чтобы поощрить Лешу – такой у нее был тон.

– Я не верю, что это Кира, – объявила Катя, – не может такого быть.

– Это точно не Кира, – тихонько сказала Аллочка.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Девочка, – пропел Леша, – что ты можешь знать? Не ты ли на прошлой неделе Гонконг в Европу загнала? Или тебя папочка в Юго-Восточную Азию не возил, денежек своих пожалел?

Аллочка уставилась в компьютер. Интересно, а материал в завтрашний номер пойдет? Или весь номер переделают, и ее заметочка опять не выйдет?

– Ну, – спросил Леша, – что ты смотришь? Что ты там видишь, Аллочка? Буковки? Из буковок слова складывают, знаешь?

– Леш, – не выдержала Аллочка, – шел бы ты отсюда, а?

– А то что? – Он заправил ее волосы за ухо, и на этот раз она не удержалась, отшатнулась. – Папочке скажешь, папочка охрану вызовет, и охрана плохого мальчика отшлепает?

Катя засмеялась из-за компьютера. Засмеялась опять с сочувствием к Леше.

Что мне делать, подумала Аллочка. Единственный человек, который ее выслушал и, кажется, поверил, что она не делала ничего из той ерунды, которую ей приписывают, был Григорий Алексеевич Батурин.

Батурин с его палкой, угрюмостью, темными внимательными глазами.

Может быть, ему рассказать о том, что она знает ?

Нет, нельзя.

– Пойдем покурим, – предложил Леша, поднялся и пересел на стол, очень близко, – или кофейку попьем? Сейчас самое время кофейку попить. Того гляди ментура все опечатает, и останемся мы без работы. Тебе-то все равно, конечно, а мы, грешные, на щишки здесь заколачиваем, нам больше негде.

– Типун тебе на язык, – вставила Катя и вздохнула протяжно: – Ох-хо-хо… Батурин приказал про Костика душещипательно писать, а у меня что-то не выходит душещипательно-то!

– Спасибо, Леш. Я не хочу.

– Ты вот что, девочка, – вдруг произнес он со злобой, – ты кончай ломаться. Если хочешь работать, веди себя прилично.

Аллочка вытаращила глаза. Это она ведет себя неприлично?!

– Давай, – приказал он, – вставай! Отрывай задик от кресла, и пошли. Пошли, пошли, сколько можно уламывать тебя? Чай не маленькая! Или ты дура совсем?

– Пойду курну, – решила Катя и выбралась из-за компьютера. Компьютер зашатался на столе, и чашки зазвенели, – а вы тут смотрите не подеритесь.

Леша отряхнул безупречные светлые джинсы и потянул Аллочку за руку. Она подалась назад.

– Ты чего, – тихо спросил Леша, – неприятностей хочешь? Так я тебе организую, у тебя не то что Гонконг в Европе, Токио в Тамбовской области окажется! Ты на папочку не больно рассчитывай, папочки здесь нет! Ты бы поучилась с людьми общаться для начала! Привыкла обо всех ноги вытирать, а об меня не выйдет, лапочка.

– Леш, – сказала Аллочка как можно более убедительно, – ты меня с кем-то путаешь, наверное. Я об тебя ничего… не вытираю. Я просто не хочу никуда с тобой идти.

– Лучше захоти. – Леша ласково улыбнулся. – Чтоб я тебя не заставлял. И давай на будущее договоримся, лапочка. Еще раз выставишь меня идиотом перед кем-нибудь, пеняй на себя. Поняла?

Он соскочил со стола и пошел к дверям, но остановился и оглянулся.

– Сегодня вечером ты идешь со мной прошвырнуться, – заявил он, – давай звони мамочке и говори, что ты занята. И занята будешь долго, всю ночь. Я тебя жду в семь у твоей машины.

– Леша, слава богу, – торопливо проговорила в коридоре Магда Израилевна, – скорей, тебя Батурин спрашивает. Что ты прохлаждаешься, не знаешь, какой у нас сегодня день?! Аллочка, вы тоже ничем не заняты? Я сейчас сброшу на ваш компьютер фотографии, нужно к каждой придумать маленький текст. Справитесь?

– Справлюсь, – угрюмо ответила Аллочка.

Ей хотелось плакать, и она совсем не знала, что теперь делать.

Кира ввалилась в квартиру, швырнула портфель и плюхнулась на пол. Рядом с портфелем.

Из глубины квартиры показался Тим. У него было настороженное лицо, уши торчали, и волосы с одного боку примяты, должно быть, с утра.

– Мам, ты чего?

– Ничего. Устала.

– А почему ты на полу сидишь?

– Потому что я устала.

– А… ничего плохого не случилось?

Все плохое случилось вчера, когда застрелили Костика. Почти у нее под дверью застрелили, а сегодня они с Батуриным ездили к его родителям. Только что вернулись. С ними ездил милиционер по фамилии Гальцев.

Вспоминать об этом было тошно. Так тошно, что Кира закрыла глаза и взялась за влажный лоб, чтобы немножко утихомирить черную птицу, которая долбила ее лоб изнутри.

– Где Валентина?

– Она ушла, мам. Я сказал, что она вполне может уйти. Она к врачу пошла, у нее этот… склероз.

– Ревматизм, – поправила Кира автоматически. – Почему она мне не позвонила? Ах, да…

Она выключила телефон, когда поехала к родителям Костика. И Батурин выключил.

Родители все равно ничего не заметили бы, даже если бы их телефоны звонили непрерывно.