Чарльз Вильямс - Бетонный фламинго

Потом снова позвонил Жюстин:

— Послушай, ты, сосуд с сексом, я все еще занят здесь, в Майами-Бич. Знаешь что? Я подумал, что мы могли бы переночевать в Голливуде, в том мотеле, где я останавливался, а в Палм-Бич поехать завтра. Почему бы тебе не приехать в Голливуд? Я тебя встречу, а?

— Но как я туда доберусь? И где мы встретимся? — — На такси, черт возьми! Я заплачу. Там есть один бар. «Камео Лунж». Жди меня, скажем, в десять пятнадцать.

Я запер квартиру и пешком дошел до стоянки, где утром оставил «кадиллак». Уложил узелок с рыбацкой одеждой в багажник — вместе с моими парусиновыми туфлями и карманным фонариком.

Остановившись у аптеки, разменял деньги и из телефонной будки позвонил Роберту Уингарду по его домашнему номеру в Томастоне. Он был дома.

— Алло, Чэпмен! Как вы там? Кстати, мисс Блейн говорила вам..

— Насчет ситуации на радиостанции? — перебил я. — Да, говорила. Я сказал ей, чтобы этим делом занялись вы. Но я звоню вам не по этому поводу.

— Слушаю вас, сэр?

Я немного понизил голос:

— Только это строго между нами… Не говорите даже мисс Блейн. Не хочу, чтобы она волновалась. Миссис Форсайт в городе?

— Да-а… Я как раз сегодня видел ее на улице!

— Где-нибудь поблизости от радиостанции или студии?

— Н-нет… Ни там, ни там…

— Но вы точно знаете, что она в городе?

— Конечно… Если сегодня вдруг не уехала.

А что?

— Сейчас я не могу говорить об этом. Но от вас требуется одно: ни при каких обстоятельствах не пропускайте ее ни на станцию, ни на студию. А если она попытается проникнуть туда тайком или силой — вызовите полицию. В случае необходимости наймите также частных сыщиков.

— Но.., но я не понимаю… :

— Не могу вам сейчас ничего объяснить. К вечеру во вторник я вернусь, а до этого времени будьте внимательны и смотрите, чтобы она вас не провела. До свидания.

Я поехал в Голливуд, нашел стоянку поблизости от бара «Камео» и незадолго до назначенного часа стал ждать. Жюстин подкатила в такси минут десять спустя и вошла в бар. Я закурил и просидел, не двигаясь с места, еще минут сорок, следя за дверьми, не выйдет ли она. За это время Жюстин уже успела высосать порции две-три и, естественно, разозлиться.

Наконец я вошел в бар. Он был слабо освещен — маленький зал с дорогостоящей отделкой и с органолой, которая в этот момент, к счастью, молчала.

Она сидела за столиком в глубине зала и угрюмо следила за входом. Жюстин сделала перманент, надела синее платье и ажурные белые перчатки, а на полу возле ее стула стояла большая дорожная сумка.

— Ага! Явился наконец! — сказала она, когда я присел рядом. — Я уже собиралась ехать домой.

— Прости, что запоздал, красотка. Никак не мог раньше.

Мой небрежный тон и «красотка» отнюдь не улучшили ее настроение, но она попыталась сдержать свои чувства. Было бы глупо растерзать курочку как раз в тот момент, когда она собирается снести золотое яичко.

— Ну ладно, — проговорила она, сделав над собой усилие.

— Во всяком случае, я закончил мои дела. — Я вставил сигарету в мундштук. — Думаю, наша поездка тю-тю.

— Как?

— Да так. Завтра утром могу ехать домой…

— Ну, знаешь!.. Из всех идиотов… — В ее черных глазах загорелась ядовитая злоба. — После того как я истратила кучу денег на такси и просидела здесь как дура полтора часа, ожидая тебя, ты являешься и начинаешь выпендриваться…

Бармен и те пять-шесть посетителей, которые находились в зале, обернулись и уставились на нас.

— Только не расстраивайся, Мэриан, — сказал я примирительно.

Она со стуком поставила бокал на стол.

— Прекрати, Христа ради, называть меня Мэриан!..

— Ну, ладно, ладно, прости, лапочка… — Я с беспокойством огляделся. — Давай лучше выпьем.

Я поманил бармена, который не пропустил мимо ушей ни одного слова, и заказал два мартини.

Прошло несколько минут, прежде чем Жюстин поостыла. Мы выпили снова и решили поехать еще куда-нибудь.

Хотя Жюстин не проронила ни слова, я заметил, что она по достоинству оценила мой «кадиллак». Мы проехали по берегу в поисках другого бара. Я делал вид, будто немного опьянел, и на стоянке попытался ее облапить. Она оттолкнула меня.

— Пошли обратно! — предложил я.

— Ах, заткнись лучше!

Мы вновь вошли в бар и заказали по новой.

Я заметил, что она почти не пьет.

— Почему мы не едем в мотель? — спросила Жюстин. — Можно выпить и там.

Я купил у бармена бутылку шотландского виски. Он не хотел продавать ее мне, но лишние пять долларов его убедили.

Мы поехали в мотель. В большинстве домиков было уже темно. Я развернул машину и, дав задний ход, поставил ее на автоплощадку между коттеджами. Я пошатывался и, нащупывая скважину замка, чтобы вставить ключ, уронил на ступени ее сумку.

— Осторожно! — бросила она в сердцах.

Войдя, я включил свет, поставил сумку и бутылку виски на туалетный столик и снова попытался ее облапить.

— Ты что, и минуты подождать не можешь? — возмутилась Жюстин.

Девушка сбросила платье, повесила его на плечики в стенной шкаф и сняла туфли с очень высокими каблуками.

Я сломал сургуч на бутылке и налил полбокала.

— Подкрепись, детка, — предложил ей.

— Пойду подолью водички, — ответила она и пошла в ванную, заперев за собой дверь.

Я осторожно приоткрыл ее дорожную сумку.

Конечно, там была еще пара туфель. Я вытащил нейлоновые чулки, пару трусиков, засунул их под матрац и закрыл сумку. Когда Жюстин вернулась, то по цвету напитка в ее стакане я сразу понял, что половину виски она выплеснула, долив недостающее водой.

— Опрокинем, что ли? — спросил я слегка заплетающимся голосом и проглотил часть виски.

Ее туфли лежали на ковре у ножки кровати. — Как насчет поцелуев? — Я шагнул к ней, при этом наступив на туфли, и услышал, как треснул один из каблуков.

Жюстин тоже услышала этот звук.

— Боже ты мой, идиот! Смотри, что ты наделал! — закричала она, вся вспыхнув. — Неуклюжая большеротая обезьяна!

Я покачнулся, пригвоздив ее ледяным взглядом, и презрительным пинком послал туфли под кровать. Вытащив из кармана бумажник, я вынул из него бумажку в пятьсот долларов и бросил ее на кровать.

— Ступай, купи новые. Но только не за.., не задавайся. Я мог бы и всю тебя купить за гроши…

Я попытался затолкнуть бумажник обратно в карман, но он упал на пол. Потянувшись за ним, я рухнул сам. Она с презрением смотрела на меня.

Я поднялся, швырнул бумажник на стол и пошел в ванную. Пустив воду в раковину, я начал издавать звуки, имитирующие тошноту. Потом вымыл лицо. Когда я вышел, Жюстин уже улыбалась.

— Прости, дорогуша, — произнесла она. — Я сама виновата. Не надо было бросать их здесь. Дай я налью тебе еще немного.