Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату

— Ну конечно — вчера был в тюрьме, сегодня тебе коктейли таскает. Прям-таки неуловимый Джо!

— Не веришь? — глаза Ксении были совсем близко. — Ну и не верь! А попасть в камеру и выйти из нее — пара пустяков. Угнал чужую машину — вот ты и в кутузке. Внесли за тебя залог — вот и на свободе.

Костя взял со стола видеокамеру — надо продолжить съемку.

— А ты-то откуда знаешь про все эти «пустяки»?

Ксения поставила стакан на стол, отвела взгляд, нервно сцепила пальцы.

— Да ничего я не знаю. Так, болтаю спьяна что хочу. Отстань от меня.

Костя, шумно отодвинув стул, поднялся:

— Шла бы ты домой, Ксения.

В спину ему Ксюша буркнула:

— А ты мне не указывай.

Она поднялась, стараясь идти прямо, вышла из зала в бар, отметила мимоходом, что Кирилла за столиком нет. Девица, что была с ним, сидит одна.

Анна проводила Ксению взглядом: еще глоток этой Ксюше — и свалится на пол. На выходе из бара Бессарабову перехватил Киря. Обняв за талию, куда-то повел. «В туалет, наверное», — безучастно отметила Анна.

Все это время она сидела одна в напряженном оцепенении. Другого случая не будет — это Анна знала точно. Чтобы справиться с Кирей, особой физической силы не требовалось — она владела несколькими приемами и знала, какую точку на теле достаточно нажать, чтобы «отключить» человека.

Хватит сопли распускать, приказала она себе. Значит, терпеть лапанье Ращинского, егозить под его горячей рукой, строить глазки Кире — на все это сил хватило. Да, я не господь, не мне определять степень наказания за дурные поступки, за испорченную жизнь, за всю ту мерзость, что пришлось пережить, и за все перенесенные муки. И что же — просто жить дальше, просто отойти в сторонку и ждать божьего суда? Другого ведь суда над этими мерзавцами не будет.

Будет!

Киря, морщась и вытирая руки платком, приближался к ней.

— Напилась, как последняя вокзальная шлюха, — зло сказал, усаживаясь за стол. — Сейчас пойдем вниз, выйдем на свежий воздух, а там и муженек прибудет за своей кралей. Ты не против?

— Нет, конечно! — Анна ослепительно улыбнулась.

Кирилл, перегнувшись через стол, поцеловал ее в щеку.

— Ты — молодец! Больше всего на свете ненавижу пьяных баб. Ну что, пошли?

Они остановились у лестницы. Кирилл стоял ступенькой ниже — теперь их глаза были на одном уровне.

— Где ж эта дрянь? Пойти, что ли, за ней? А вот и она!

Анна обернулась: из полутемного коридора, покачиваясь, шла Ксения.

Анна перевела взгляд на Кирилла, потом мимо него вниз — тяжелую входную дверь услужливо поддерживал швейцар: в большой холл ресторана входил одетый в щеголеватый белый костюм Лев Павлович Бессарабов. Киря тоже заметил его, приветственно поднял руку.

— Кирилл, — голос Анны был низко-тягучим. — Поцелуй меня.

— Сейчас? — глупо улыбнулся Киря.

— Сейчас. Иначе я немедленно ухожу домой.

Лева стоял у входа, засунув руки в карманы брюк и покачиваясь с каблука на носок. Вокруг него собралось несколько человек. Но он не обращал на них внимания — тяжелый взгляд был направлен поверх головы Анны: Бессарабов не спускал глаз с Ксении.

Она тоже видела мужа и понимала, что надо идти быстрее, не надо злить Леву нерасторопностью. Но, настроившись на прямой путь — любой обход ей казался невозможным, — она остановилась. Прямо перед ней на лестнице Кирилл обнял эту девку, вокруг которой увивался весь вечер. Нашли время и место целоваться!

В следующую секунду раздался крик, перекрывший музыку, доносившуюся из бара. Ксения вздрогнула. Что так страшно орет эта девица и почему с каким-то каменным выражением лица отпрянул от нее Кирилл? О боже, да он падает вниз и тянет, зацепившись за бусы, эту девчонку! Какой ужас: мелькнули черные подошвы его туфель. Да как же это Кирилл, такой большой и тяжелый, умудрился вдвое сложиться — и вот кубарем катится вниз! И как неестественно легко подпрыгивает его голова, глухо ударяясь о ступеньки, — все! Распластался Маслов на полу, широко раскинув руки в стороны.

В секундной тишине слышны были легкие щелчки — на белом мраморе подпрыгивали с сухим треском малахитовые камушки. Анна, прижав ладонь к шее, медленно оседала на верхнюю ступень. Ее колотила крупная дрожь.

Ксения, не сводя глаз с распластавшегося тела Кирилла, в полузабытьи шагала по лестнице, натыкаясь на сбившуюся красную ковровую дорожку.

Бессарабову, который оторвал изумленный взгляд от Маслова, показалось, что и Ксюша сейчас, так же как и давеча Кирилл, споткнется и полетит вниз, отсчитывая головой каждую из полусотен ступенек. Злость, еще минуту назад раздиравшая его, испарилась, уступив место страху. Он не может потерять эту девочку! Лева рванул вверх по лестнице и, поймав ослабевшую Ксению, крепко прижал ее к себе. «Ах, Лева…» — тихо прошептала она. Он подхватил ее на руки и, расталкивая толпу, вышел на улицу. Машина стояла у входа. «Посиди здесь, я сейчас вернусь», — сказал он громко. Ксения послушно кивнула.

Анна пыталась подняться, но ноги были ватными. К горлу подступала тошнота. Она услышала совсем рядом тихий мужской голос:

— Давай быстро выбираться отсюда!

Знакомое лицо, где-то она уже виделась с этим пареньком. А, да! На фотовыставке, он там был с телекамерой.

Костя, крепко держа Анну за руку, вывел ее по коридору вниз. Быстро пройдя через огромную кухню, в которой никого не было — все помчались смотреть, что же там случилось с хозяином, — потом долго пробирались по длинному коридору, остановились у массивной двери. Нажав на ручку, Костя распахнул дверь. Несколько старых ступенек вели в небольшой сквер, за ним начиналась река.

— У меня мама была заведующей детской библиотекой, — тихо сказал Костя. — Я все детство провел в этом доме, знаю все ходы-выходы.

Анна освободила руку, быстро отошла за дерево — ее вырвало, дрожь по-прежнему не унималась.

— Ох, прости, дружок, — прошептала она.

Обтерла лицо, губы платком.

— У тебя есть что покурить?

Огонек сигареты мелко дрожал в ее руках.

НОЧЬ

— Мне плохо, Лева.

— Пить надо меньше! — зло бросил Бессараб.

Машина свернула с улицы Горького на оживленную, несмотря на поздний час, Ленинскую.

Еще десять минут, и они будут на Монастырской. Мельком глянул на Ксению. Неестественно белое лицо было похоже на маску, по которой струились капельки пота. Сейчас Ксюша выглядела дурнушкой, поникшей, болезненно беспомощной… Но это была его женщина, его жена, она нуждалась в его защите и помощи.

— Чуть-чуть потерпи, киска, сейчас будем дома. Не раскисай, все будет о’кей.