Мэри Стюарт - Башня из слоновой кости

— Спасибо, — поблагодарил его Криспин. — Эта идея мне больше нравится.

— С послезавтрашнего дня я в вашем распоряжении. — Нейл поставил чашку на траву рядом со своим стулом. — Я уже говорил Розе, что договорился показать Бэгшоу дом. Я не знаю, надолго ли он приехал на Мойлу, но он, естественно, захочет посмотреть все. Что же касается меня, то чем скорее, тем лучше, если это все-таки произойдет.

— «Если это все-таки произойдет»? Ты что, поменял свое решение?

— Не знаю, — со вздохом ответил Нейл. Голос у него был усталым и унылым. Я решила, что это из-за недавних событий, которые доставили Нейлу больше неприятных минут, чем мне, но потом я пришла к выводу, что на его настроение оказывает влияние что-то еще. Он посмотрел на Криспина. — Узнав от тебя о его планах, я понял, что он — не тот покупатель, которого я искал. Но, похоже, что теперь все зависит только от него. Остается лишь надеяться, что это место не соответствует его стандартам.

— Да, проблема, — согласился Криспин. — Ты бы мог договориться с посредником, что сдаешь дом только на зиму, потому что летом он тебе самому понадобится, но, так как ты преподаешь в Австралии, это вряд ли возможно. Тебе действительно остается только продать поместье.

— В Сиднее я больше не работаю. В следующем году я переберусь в Кембридж. Так что твое решение проблемы, Криспин, очень даже подойдет, если только можно будет как-нибудь уладить дело с опционом.

— А почему ты передумал? — полюбопытствовала я.

Наступила тишина, которая почему-то стала столь напряженной, что, казалось, что она вот-вот взорвется, не дождавшись, когда он, наконец, заговорит.

— Из-за тебя, — ответил он.

Я уставилась на него.

— Из-за твоих слов, которые ты сказала за ужином. Ты так говорила об этих краях, башне, мачере, этой бухточке с выдрами. И об Эйлеан-на-Роин… Они всегда были рядом со мной: и тюлени, и птицы, и даже малые качурки, хотя я никогда их и не видел, но ты так говорила о них… — Он запнулся: — Будто эти края принадлежат им. И если задуматься, ведь так оно и есть. Я был маленьким, когда был здесь в последний раз, и все забыл… Потом вернулся и увидел все снова вместе с тобой… — Он опять запнулся, потом добавил таким тоном, будто стыдился в чем-то признаться: — Когда ты рассказывала о ночи, которую ты провела на острове, и о качурках, я понял, что они действительно много для тебя значат. Наверное, такое ощущение испытывают только истинные поэты.

Я промолчала. А Криспин улыбнулся.

— Поэтому, когда Криспин поведал нам о планах Бэгшоу… я так понял, что Бэгшоу очень подробно тебе все рассказал в поезде?.. Я понял, что должен отказаться от продажи, если получится. Но как?

— Может, дом ему не понравится, — предположил Криспин. — Вдруг завтра произойдет протечка: крыша худая, а на островах практически невозможно найти рабочих, которые в состоянии починить дом. Все manana [3], или как это на гаэльском?

Нейл расхохотался.

— Нет такого слова в гаэльском. Это уже при крайней необходимости. Еще какие предложения?

— Оставь его ночевать, — предложила я, — и угости отвратительным ужином, пожаловавшись на то, что на Мойле очень трудно достать продукты и что каждую ночь электричество отключается.

— Весь абсурд заключается в том, — медленно проговорил мой брат, — что он мне очень нравится. Да, он нахальный и полон идей, которые любому другому покажутся кошмарными, но он неплохой парень, к тому же провел два ужасных года в тюрьме. И я искренне верю ему, когда он говорит, что погряз в этом деле прежде, чем понял, что происходит. Я имею в виду дело Прескотта. Может быть… нет, нет, я говорю чушь.

— Ничего подобного. Мне самому он нравится. Продолжай, — попросил Нейл.

— Во-первых… мне ничего не известно о шотландских законах, но вполне возможно, что этот опцион тебя вовсе ни к чему не обязывает. Таким образом, все проблемы исчезают сами собой, за исключением того, что делать с домом. Но мне представляется, что, если ты покажешь мистеру Бэгшоу все… то есть всю красоту, как она есть: птиц, тюленей, цветы на мачере… и попытаешься объяснить ему, что толпы отдыхающих уничтожат все, за что они, как предполагали, заплатили… Может так случиться, что он передумает и решит поискать себе что-нибудь более подходящее?

— Может, ты и прав, но не стоит сильно на это рассчитывать, — заметил Нейл. — У меня такое чувство, что для него эти края очень соблазнительны. Нам остается только верить, что опцион не содержит в себе воды, а о будущем позвольте заботиться мне, в случае, если Бэгшоу сдаст позиции и уберется домой. Я не предполагаю, что я с легкостью выйду из положения. От дома избавиться трудно, даже последовав твоему предложению. Да, края здесь красивые. Может быть, хоть это поможет… Ты так говоришь, словно знаешь, что поможет. Ты был здесь прежде?

— Нет. Роза рассказывала. И очень поэтически. Не могу дождаться, когда увижу качурок. Но они могут подождать и до завтрашней ночи. И если судьба их решена, то мы совершим что-то вроде грустного паломничества.

— Ждать не обязательно, — заявил Нейл. — Мы можем отправиться прямо сейчас, если вы не устали? В конце концов, прошлую ночь ты провел в поезде. А о ноге не беспокойся. Поплывем на лодке. Сейчас прилив, и на остров не переберешься, да и в любом случае тебе не удастся перейти через дамбу с твоей ногой. Ты, правда, хочешь? А ты, Роза?

— Я уже отдохнула. И чувствую себя прекрасно. Так что с удовольствием.

— Тогда пошли, — сказал Нейл, поднимаясь. — Сомневаюсь, что на гаэльском вообще существует такое слово.

И они там были. Ни звука не раздавалось с тюленьих камней, а птицы вскрикивали лишь изредка, сонно и откуда-то издалека. Но качурки там были, они ждали наступления ночи. Медленно смеркалось, опускалось покрывало ночи. Мы сидели некоторое время рядом с палаткой Нейла в полной тишине, лишь море бежало медленно, да легкий ветерок чуть шелестел травами. И наконец песнь началась.

В этих тягучих спокойных сумерках это пение казалось таким нереальным, таким романтичным, что оно волновало душу. Мы сидели, не шевелясь. Все молчали. И внезапно начался полет. Темные пятнышки кружились и ныряли. Время от времени какая-нибудь птаха подлетала совсем близко, и в этой тишине казалось, что их крошечные бархатные крылья — это хлопья самой темноты, которые такие легкие, что вот-вот их унесет в море.

И вдруг чары разрушились. Нейл неожиданно вскочил, будто на пружине, выругался и начал яростно тереть лицо и волосы. Потом он исчез в глубине палатки, нам было слышно, как он там возится.

Я вернулась с Девятого Круга и почувствовала, что и лицо, и руки, и волосы горят и болят, словно я только что вылезла из крапивы. Как только ветерок стих, на нас напала мошка, и очень злобная. Орляк неподалеку, по-видимому, просто кишел ею. И качурки, выбравшись из своих нор, потревожили ее. Мошка заполнила воздух, наподобие жалящей пыли.