Анна и Сергей Литвиновы - Мадонна без младенца

Но Виктория Арнольдовна окинула ее проницательным взором, усмехнулась:

– Не старайся.

– В смысле?

– Все мне объяснять. И так прекрасно понимаю. Что Кирюша мой влюблен в тебя, как глупый щенок. А ты его отшиваешь. Но, видно, крепко тебя сейчас прижало, раз ты поехала с ним…

Пожилая женщина легко поднялась, подошла к Алле, обняла, сочувственно молвила:

– Ну что ты терзаешь себя? Дело-то уже сделано. Прошлую жизнь, Москву ты перечеркнула. Так что не жалей теперь ни о чем. Осваивайся здесь, у нас. Все устроится. И работа найдется, и школа для дочки, и, – подмигнула, – любовь свою еще встретишь.

Аля смотрела на старуху во все глаза, а та продолжала вещать спокойно, почти весело:

– Лучше б гордилась собой, а не тосковала. На таких, как ты – кто осмелился выбиться из ряда — весь мир держится!

Виктория Арнольдовна сыпанула в чашку изрядную толику чая, залила кипятком, накрыла крышкой, усмехнулась:

– Я и сама ненавижу жить по канонам. Знаешь, сколько шуму было, когда я еще в прошлом веке, в пятьдесят девятом году – тогда мамонты еще существовали, как мой Кирилл уверен, – мужа бросила? А он, между прочим, был кандидатом в члены «цэка» партии. Той самой, КПСС. Ты еще в Советском Союзе родилась, можешь представить, какого масштаба была фигура?

С удовольствием отхлебнула угольно-черного чая, продолжила:

– Муж взбесился ужасно. Объявил – влияние-то огромное! – меня в розыск по всему СССР. Как в шпионском фильме, я волосы перекрашивала, глаза под очками прятала. Ни на работу устроиться, ни на улицу толком выйти. Реально голодали! Любимый – ради кого я мужа бросила – нищий был, как церковная мышь. Но, думаешь, – приосанилась она, – хоть на секунду я пожалела о том, что сделала?

– А чем все закончилось? – заинтересовалась Аля.

– Да не так, чтобы хеппи-эндом, – вздохнула старуха. – Любимый вскоре умер, у него сердце слабое было. К мужу я, конечно, не вернулась – хотя он и звал, сделал милость. Тянула сына одна. Все точь-в-точь как в том фильме – «Москва слезам не верит». С единственной разницей: директором фабрики стала не я, а сын. Он у меня, – лицо погрустнело, – мальчиком был способным, трудолюбивым. И благодарным. Как только первые деньги появились, тут же исполнил мамину мечту: чтоб свой дом был и полная свобода. Спешил, будто чувствовал…

Старуха помрачнела еще больше, добавила:

– Сын – отец Кирилла – пятнадцать лет назад погиб. Вместе с женой. В автокатастрофе.

– Сожалею, – пробормотала Аля.

– Спасибо Богу, внучок со мной остался, моя отрада, – тепло улыбнулась старуха. Добавила лукаво: – Мы с ним, кстати, тоже против всех канонов живем. Кирюшка поначалу рос настоящим тепличным созданием. Он же поздний ребенок у сына. А у меня поздний внук, соответственно. Пухлощекий был, неловкий. Зато умненький. Научился читать лет с четырех, над книжками круглые сутки сидел. Ласковый был, как девочка. Постоянно цветы мне дарил, по хозяйству помогал, научился вязать. Попросился в музыкальную школу. Во дворе его поколачивали, смеялись. А мне, конечно, в радость такой домашний внучок, но умом я понимала: жизнь парню калечу. И решила ситуацию переломить. Сначала на карате Кирюшку привела – не получилось у него. И с хоккеем не вышло, и с гимнастикой. В конце концов притащила его на теннис. В восемь лет – хотя начинать надо с пяти самое позднее – умолила тренера дать парню шанс. Представляешь картину? Группа новичков, сопливые дошкольники, а вместе с ними тренируется дылда, второклассник! Я почти уверена была: не выдержит Кирюша. Однако у него тоже характер. Да и понравился ему теннис. Единственный, сказал, спорт, где нужно не тупо прыгать-бегать-по лицу бить, а думать. Через год уже в соревнованиях участвовал – по возрасту на пределе прошел, там ограничения от шести до восьми. И дальше понеслось. А теперь он звезда! Обещал мне салатницу с Уимблдона добыть. И добудет! Дожить бы только…

Аля, разумеется, не стала расстраивать старуху, что перспектив на турниры «Большого шлема» у Кирилла пока никаких, да парень и вообще собирается бросать большой спорт. Но сама после жаркой речи Виктории Арнольдовны приободрилась. Может, все у нее не так уж и плохо?

А пожилая женщина продолжала:

– Пусть Кирилл сегодня в Москву возвращается. У него тренировки, пропускать нельзя. А мы с тобой – уверяю! – душа в душу заживем. Я ни тебя, ни дочку напрягать, как говорит молодежь, не буду. Школу, подработки – все устрою, даже в голову не бери. Опять современный сленг! – Она улыбнулась. – Меня в Калядине уважают. И вообще, – ее глаза блеснули, – предлагаю тебе заговор! Не отталкивай ты Кирюшку совсем уж. Держи его в тонусе. Пусть он – как рыцарь! – своей прекрасной даме служит. Из Москвы, прекрасного далека. Тебе не сложно, а мальчишка землю носом рыть будет. Ему полезно.

Пока Кирилл был юниором, тренировала его женщина. Громогласная, острая на язык, а если ее довести, могла и ракеткой по попе приложить. Но подопечные ее обожали. Потому что тренерша, хотя и крыла их нещадно, была с пониманием. И даже – единственная во всем теннисном клубе! – ввела правило: что каждый спортсмен может без объяснения причин раз в месяц пропустить тренировку. Или – если игра совсем не идет – с занятия уйти. Тоже не оправдываясь.

А другим коньком женщины-тренера был индивидуальный подход. «Фабрис Санторо, например, роста крошечного, а в туре сколько продержался! – приводила пример она. – За счет чего? Что использовал фирменный козырь, у сетки играл неподражаемо!»

И каждому из их группы помогла свой «козырь» найти. Кириллу внушала: «Ты счастливчик! В теннис играешь, как в покер. Умеешь притворяться!»

Он и правда умел измотать противника ударами из угла в угол. И замахнуться – будто бьет туда же. А в последний момент неуловимым движением укорачивал, и мяч падал сразу за сеткой.

Но когда Кириллу исполнилось пятнадцать, его убедили перейти к тренеру рангом повыше. «А то так и застрянешь в талантливых юниорах!»

Он послушался. С тех пор – не обманули советчики! – существенно поднялся в рейтинге, взял первые места на нескольких не слишком крупных турнирах, а финалов сыграл вообще без счета. Единственная беда: раньше теннис был его любовью. Искренней, настоящей. А теперь стал работой. Работой тяжкой, неблагодарной, чертовски ответственной.

Новый тренер приговаривал: «Вы, теннисисты, как балетные. Вкалываете только до тридцати, потом пенсия. Значит, и пахать вам надо втрое интенсивнее, чем обычным людям».

Козырь, которым Кирилл очень гордился, тренер поднял на смех: «Какая, к дьяволу, хитрая игра?! В современном теннисе главное – физика. В первую очередь ты должен быть вынослив и силен. А всякие секреты оставь для девчонок».