Эдриан Маршалл - Милый, давай поженимся

Фокси обнял ее и поцеловал в висок, в пульсирующую точку, прикрытую маленьким шелковистым завитком.

— Пойдем, кошечка… — прошептал он на ухо жене. — Иначе все мои старания — псу под хвост.

— А может быть, коту? — игриво поинтересовалась Агнесс.

— Может, и коту…

Он усадил Агнесс за стол, положил ей курицу с салатом и разлил по бокалам вино.

— Хочу предложить тост. — Фокси поднял бокал и внимательно посмотрел на Агнесс. — Раньше я, кошечка, был убежденным холостяком и считал брак самым бессмысленным государственным институтом. Но все изменилось, когда я встретил тебя, узнал, что такое любовь, и понял, что на самом деле брак совсем не то, что я о нем думаю. Если ты извинишь мне мой дурацкий пафос, — Агнесс понимающе кивнула, — я объясню тебе, каким вижу это понятие сейчас… Брак — это вовсе не государственный институт. Это — школа любви… Он вовсе не гасит истинные чувства, а наоборот, укрепляет их. Он позволяет людям почувствовать ответственность друг за друга, проникнуться друг к другу заботой и пониманием. А главное, самое определяющее в браке — это доверие. Чем больше мы доверяем друг другу, тем проще нам понимать друг друга, да и самих себя в том числе. Без доверия брак невозможен. Без него брак превращается в жалкий фарс, пародию на отношения. И потому, Агнесс, милая, я предлагаю тебе выпить за доверие в браке…

Агнесс вяло протянула руку, чтобы чокнуться с Фокси. Он заметил, что жена даже глаза отвела, чтобы на него не смотреть.

— Хороший тост, — механически похвалила она. — Выпьем за это…

Фокси, который не хотел сдаваться до последнего момента, почувствовал, что все его потуги бессмысленны. Даже если Агнесс разопрут изнутри все ее тайны, она скорее взорвется, чем расскажет ему…

— Выпьем, — холодно согласился он и одним махом осушил бокал, как если бы в нем был виски, а не вкусное земляничное вино с дурманящим ароматом. — Послушай, Агнесс… Ответь мне на один вопрос.

Агнесс подняла глаза, и Фокси заметил, что она вся напряглась, как пружина, которую сжали и вот-вот отпустят.

— Задавай, Фокси…

— Что, по-твоему, означает слово «доверие»?

— Честность по отношению друг к другу, — спокойно ответила Агнесс.

Фокси понял, что она снова заперлась в себе, как в первые дни их знакомства. Теперь он не дождется от нее ничего, кроме полуулыбок и насмешливого взгляда глаз цвета спелой черешни.

— А как ты считаешь, иметь друг от друга секреты… скрывать что-то важное, не говорить всей правды, это — честно?

— Не говорить и лгать — разные вещи, Фокси, — не меняя выражения лица, ответила Агнесс.

— Хорошо, я приведу пример… Допустим, у меня есть любовница…

— У тебя есть любовница? — Агнесс встрепенулась, и Фокси понял, что ему удалось задеть в ней ту струну, которая заставит ее снова раскрыться, снова превратиться в ту Агнесс, которую он хорошо знал.

— Я сказал, допустим… Так вот, допустим, у меня есть любовница. Ты ничего о ней не знаешь и даже не подозреваешь, что я тебе изменяю. Соответственно, ты не задаешь никаких вопросов, в ответ на которые могла бы услышать ложь. А я молчу, потому что ты не задаешь вопросов, и продолжаю спокойненько тебе изменять. По твоей логике, у нас — полная гармония и доверие. Потому что я тебя не обманываю. Я просто не говорю всей правды…

Агнесс не знала, что ответить. Пример, который привел Фокси, поставил ее в тупик. Она молчала, напряженно вглядываясь в хрустальный бокал, словно земляничное вино могло подсказать ей ответ.

— Я понимаю, куда ты клонишь, — ответила она, не отрывая взгляда от бокала. — Мы уже не раз говорили с тобой об этом. И, кажется, я просила тебя не давить на меня, не торопить…

— Не торопить?! — вспылил Фокси. — И сколько ты будешь молчать?! Год?! Два?! Три?! Всю жизнь?!

— Не кричи на меня.

— Не могу, милая! — Фокси вскочил с дивана так, что чуть не перевернул столик. — Я и так молчал слишком долго, выжидая, когда ты наконец обмолвишься хоть словечком о своей жизни! Но ты молчала, и мне приходилось молчать! Ты даже не понимаешь, до чего мы дошли, играя в молчанку! Не понимаешь, не знаешь и не хочешь знать!

Агнесс отставила бокал и поднялась с дивана, всем своим видом выражая полнейшее безразличие к крикам Фокси. Но он прекрасно знал, что она далеко не так спокойна, какой хочет казаться. Внутри Агнесс бушевали такие же страсти, как те, что испытывал сейчас он сам.

Она вышла в холл, Фокси рванул за ней.

— Куда ты?

— В театр, — бросила она, вытаскивая плащ из шкафа. — Лидия звала к себе вечером, после спектакля. Захватим маму, посидим вчетвером.

— Вчетвером? — недоуменно переспросил Фокси.

— Капнер тоже в театре.

— А, ван Хольман! — окончательно взбесился Фокси. — Значит, ты побежишь к этому маньяку жаловаться на мужа, который тебя допек?!

— Не драматизируй, Фокси.

— Как мне не драматизировать, когда он окучивает тебя чуть ли не каждый божий день?!

— Капнер — меня?! — Агнесс расхохоталась в лицо мужу. — Он голубой, Фокси… Надеюсь, «Дувервилль уик» не напишет об этом в завтрашнем выпуске?

Фокси смотрел на Агнесс широко открытыми глазами. Ван Хольман голубой?! Ван Хольман, предмет его постоянного раздражения, нелепых подозрений — голубой?!

— Не напишет, — пробормотал он, провожая взглядом яркий плащ Агнесс.

15

Что ж, Агнесс, ты сама виновата, подумал Фокси, вставляя шпильку в замочную скважину. Мне нужно было только одно — услышать эту историю из твоих уст… Из уст женщины, которая доверилась мне, своему мужу…

Дверь поддалась, и Фокси уже без всякого страха вошел в комнату. За окнами было темно, а плотные шторы не пропускали света электрических фонарей. Фокси пошарил рукой по стене и нащупал кнопку выключателя. Свет зажегся.

Вот она, комната, из-за которой он не спал ночами, о которой он столько размышлял, столько раздумывал… Вот оно место, которое так и не смогла показать ему Агнесс. Вот оно, ее загадочное прошлое…

Комната больше напоминала детскую, чему Фокси не особенно удивился. Пестренькие обои с шоколадными медвежатами были оклеены старыми фотографиями. С каждой фотографии улыбалась, смеялась или просто задумчиво смотрела девочка, совсем худенькая, больше похожая на подростка, чем на юную девушку. По углам стояли креслица, укрытые запылившимися пледами, когда-то яркой желто-голубой расцветки. Возле левой стены находилось трюмо. На уголках зеркал висела молодежная бижутерия: бусы, цепочки, тонкие блестящие пояски из дешевого сплава. На тумбочке трюмо стояли разноцветные флакончики с духами, очевидно, тоже принадлежавшие девчушке с фотографии.