Вера Колочкова - Витамины для черта

— Слушай, а может, вместе сходим, а?

— Как это – вместе?

— Ну… То есть я, ты и Татьяна… Как бы в гости…

— Нет уж! Избавьте меня от такой идиллии! Да и не ходок я еще. Голова сильно болит.

— Почему?

— Здрассьте, приехали! Ну ты даешь, Анастасия…Забыла, что ль, как мне твой преступный хахаль из подворотни башку раскроил?

— Да я не о том! Я об идиллии. Ты же говорил, что жену свою любишь…

— Ну да. Люблю. И что?

— Так вот и повод будет помириться! Ты же не сам к ней с виноватой головой пойдешь, мы вроде как все вместе, к детям в гости…

— Еще чего! Нет уж, давайте без меня. Не буду я с ней мириться. У нас с ней противоречия непримиримые. И ты давай тут не встревай, поняла? Сами разберемся!

— Ну, как хочешь. А вообще, зря. Ерунда какая–то получается. Так и будешь, что ли, в квартире у Коли до конца своих дней жить?

— И это тоже не твое дело, Анастасия. Адрес получила? Вот и проваливай.

— Кот, ну чего ты сердишься? Я же как лучше хочу!

— Вот и хоти где–нибудь в другом месте. И вообще, что это за манера такая, как лучше хотеть? Надо хотеть тогда, когда тебя об этом просят! А то, видишь ли, взяли моду – в чужой жизни шуровать! И вообще, мне это ваше как–лучше–хотение в печенках давно уже сидит, поняла?

— Ладно, не обижайся! Развоевался…

— Да делать мне больше нечего. Сейчас вот все брошу и начну на тебя обижаться…

 Кот усмехнулся грустно и, отвернувшись, отошел к окну, вытащил нервной рукой сигарету из пачки и так же нервно закурил, затянувшись глубоко и с горьким смаком. Сама того не ведая, Ася взяла и дотронулась случайно до самого больного места, до тщательно оберегаемой и до сих пор сочащейся кровью раны. Что делать – он и впрямь любил свою жену, свою скандальную, неправильную, вечно на чем–то упертую Татьяну. И не хотел, а любил. Раздражался на нее жутко, и все равно любил – вот же наказанье господне. Казалось бы, навоевался за двадцать лет семейной жизни досыта, сам себя в этих боях защищая, можно теперь отдохнуть да расслабиться, а вот не получается у него, и все тут. Даже будто и скучать начал по каждодневному ору, по упрекам в человеческой своей несостоятельности, по этой ее присказке горестно–постоянной о том, что «людям признаться стыдно — муж в дурдоме работает, это с университетским–то образованием»… Он, когда уходил, думал – все, конец семейным скандальным отношениям. А что? Ритка, слава богу, выросла, на имущество совместно нажитое он не претендует, вот и поживет на свободе сам себе в удовольствие. А там чем черт не шутит - и подруга жизни новая, может, какая сыщется…А оно вон как вышло. Лучше ее, Татьяны, получается, и нету никого? Что ж это за любовь такая, от которой вроде как бежать полагается сломя голову, а ему никуда и не бежится вовсе, а совсем все наоборот видится – что казалось злом вблизи, вдруг на расстоянии добром да жалостью оборачивается. Она ж не виновата, что грехом–одержимостью по рукам и ногам связана. Сущее божье наказание - эта ее одержимость. Все бы бежала в первых рядах с шашкой наголо и глаза от усердия выпучив, все бы завоевывала чего–то да кого–то, не задумываясь, что потом с этими трофеями делать. Вот же дура, получается! А жить когда? Надо ведь жить, а не войну воевать…

 Докурив сигарету до самого фильтра, он выщелкнул окурок в открытую форточку и обернулся к испуганно притихшей Асе. И улыбнулся ей примирительно – взял и напугал зачем–то бедную бабу…Она–то тут причем? Хамить, дурак, начал…

— Хочешь чаю, Анастасия? А может, кофе? Или давай, мы тебя с Колей ужином накормим! А то сидишь, как голодный мышонок, глазками туда–сюда косишь…

— Нет, Кот, не хочу ничего, — тихо рассмеялась Ася. – А за мышонка отдельное спасибо, конечно. Спасибо, что хоть собачкой не назвал. Больным спаниелем. Мышонок – это поприличнее звучит…

— Да пожалуйста. Всегда рады гостям услужить. Приходите еще.

— Спасибо, придем. Ладно, Кот, пока. Мне еще к Татьяне твоей забежать надо…

 Он только взглянул на нее исподлобья и ничего не сказал. Так же молча проводил в прихожую, молча закрыл за ней дверь. Вот же вреднючая баба оказалась! К твоей, главное… Еще и акцент какой на «твоей» сделала! Так и не знаешь, кого спасешь от бесчестия, жизнью, можно сказать, рискуя…

 А с Татьяной Ася о завтрашнем визите к детям, в отличие от Кота, договорилась очень даже проворно. Они с удовольствием обсудили, кто какие продукты прикупит, на ходу делясь информацией об их вкусах. Оказалось, что Маргошка сидит исключительно на рыбе да йогуртах – фигуру свою охраняет. А Татьяна вслух позавидовала Пашкиной всеядности – он и правда никогда не заметит, чего ему на тарелку положили. Еще договорились они прикупить стирального порошку, мыла, зубной пасты… В общем, расчирикались, как две сватьюшки - теща да свекровка. Ася даже растрогалась под конец. И, уходя, произнесла совсем уж неслыханную фразу, которую еще две недели назад и выговорить бы не сумела, только под дулом пистолета разве:

— Ты знаешь, Тань, а мне твоя Маргошка нравится. Самостоятельная такая девчонка, с характером!

 Зато и в ответ услышала то же самое:

— И мне твой Павлик тоже симпатичен, Ась. Спокойный такой. Сразу видно – прямо насквозь талантливый. Маргошка говорила, что песни у него замечательные получаются. Я ей верю. Он даже в ресторане у нее их пел. Всем так понравилось…

— Где? Где он их пел? – опешила от такой информации Ася.

— В ресторане. А что? Знаешь, как дорого теперь все эти прибамбасы музыкальные стоят? Вот и зарабатывают ребята. Не у тебя же ему денег просить!

— Ну да… Ну да… — понятливо покивала головой Ася, а про себя огорчилась — ничегошеньки она о своем сыне не знает… Жила, как на облаке, и будущее его под Левушкиным крылом в мыслях старательно вырисовывала, и знать больше ничего не хотела. А надо, надо было знать–то…

 Чувство прежней стыдливой досады опять поднялось в душе мутным облаком, и она несла его в себе всю дорогу до дома. Что ж это получается – чужие люди больше про ее сына, выходит, знают, чем она, родная его мать? Господи, да она в каких угодно фантазиях не смогла бы нарисовать себе эту картину – Пашка с гитарой на ресторанной сцене… Надо бы сейчас у Светки еще про него поспрашивать. Может, еще чего узнает интересное. Вот так вот, мать. Открывай глаза пошире — поражайся и удивляйся своему перепуганному неведению. Так тебе и надо, витаминка чертова…

 Она даже по лестнице на четвертый этаж взбежала бегом, как провинившаяся перед родителями девчонка, и нетерпеливо нажала на кнопку звонка – Светка была дома, она с улицы еще углядела свет в кухонном окне.