Слуги этого мира - Мира Троп
– Не было и в мыслях, – рявкнул Ти-Цэ.
Помона захлопнула рот и осторожно скосилась на него. Даже в маске его лицо было напряженным, как сведенная судорогой мышца.
– Ну так, – повторила она неуклюже, совсем как чадо, прощупывающее почву: настолько ли зол родитель, как кажется, – сколько в таком случае займет дорога? Если делать остановки только в случае крайней необходимости?
– Дней восемь, – почти прошипел Ти-Цэ.
Йакит толкнул тяжелые двери, и они вышли на крыльцо Серого замка. Помона вслед за мужчиной спустилась, нащупывая носками каждую ступень, и вскинула голову к небу. Воздух был здесь иным, нежели на смотровой площадке, докуда не дотягивались запахи трав и цветущего урожая.
– Не отставайте, – бросил Ти-Цэ через плечо.
Помона нагнала проводника.
– И лучше бы вам надеть капюшон.
Помона огляделась, но не увидела ни одной пары глаз, которая бы их обнаружила.
– Так ведь никого нет?
– Никого. Но все еще веет ночным холодом.
Помона подчинилась. Только когда на голову легла плотная ткань, она почувствовала, как покалывает мочки ушей.
Они поравнялись с первыми домами поселения и встретили на посту одного из них Стража. Он обменялся с Ти-Цэ краткими кивками и поклонился Помоне. Она ответила неповоротливым реверансом.
– Счастливого пути, – сказал Страж. – Проведите время с толком. И Ти-Цэ, передай сердечный привет моей супруге.
– Еще один. Я вам что, любовный почтальон? Боюсь, на пение всех серенад уйдет непозволительно много времени.
Страж на посту только усмехнулся недружелюбному товарищу. Ти-Цэ потоптался на месте и поправил мешок, который, на взгляд Помоны, и раньше хорошо лежал у него не плече.
– Я… передам, если буду проходить мимо твоего древа.
– Спасибо. Удачи, Ти-Цэ.
Он кивнул и поторопил Помону за собой.
– На чем мы поедем? – спросила та, когда они отошли достаточно далеко от первого встречного йакита.
– Используем тот же живой транспорт, что и все наши, когда возвращаются домой. Вам будет непривычно, – предупредил Ти-Цэ, – но мы не можем передвигаться на телеге. Иначе путь только в одну сторону займет около месяца.
– Ого! – Она тут же закрыла рот ладонью, устыдившись громкости собственного голоса. – Ого. И что это за быстрый скот такой?
– Иритт, – ответил он. Ти-Цэ покачал головой в ответ на ее недоумение. Они между делом обменялись кивками и реверансами еще с тремя йакитами. – Бесполезно сейчас вдаваться в подробности. Не думаю, что сумею подобрать понятные вам ассоциации для описания…
– Вот это да! Извини, – она снова сбавила тон под его укоризненным взглядом. Помона неуклюже раздавала поклоны на ходу: Ти-Цэ шел быстро, так что Помона почти бежала мимо все новых и новых служебных постов, чтобы поспеть. – Но где вы их держите? Стадо, наверное, большое? Я никогда не видела в поселении…
– Увидите. Они не ведут открытый образ жизни. За пределами Пэчра мы отлучим одного от табуна.
Помона больше не задавала вопросов: пустые ответы Ти-Цэ в любом случае ничего ей не проясняли. Она сжала рисунок Иды под мантией и окинула взглядом соседние дома. Еще месяц назад Помона не видела ничего, кроме них, и не могла даже представить, как круто сменит направление ее размеренная жизнь. И вот она уже идет в компании Стража по родным улочкам, как по чужому ей миру.
Но вдруг ее скользящий взгляд споткнулся о нечто, что заставило Помону резко остановиться: крупная доска, исписанная мелками и хлипко прибитая к забору. Буквы на ней были большими, разноцветными, но Помона все равно подошла ближе, прежде чем прочесть:
Счастливого пути, Помона!
Ее сердце пропустило удар. Она перечитала написанное несколько раз, перед тем как ее взгляд метнулся выше, на двор, который они с Ти-Цэ прошли две минуты назад. Послания были и там, прямо на заборе. Не один дождь пройдет, прежде чем смоются густо обведенные буквы. «Запомни все, что увидишь», – гласила та надпись.
Помона медленно поворачивалась вокруг своей оси. Ее губы беспрерывно складывались по образу и подобию новых и новых посланий. И чем ближе становился рассвет, тем больше ей удавалось их увидеть. У каждого дома стояли исписанные доски, кто-то вместо них использовал колеса от телег или целое крыльцо, а кто-то (надо думать, дети) исписал и изрисовал семейный сарай, от земли и до покатой крыши.
Прощаний и пожеланий хорошей дороги было так много, что, если бы Помона встретила утро на смотровой площадке, то подумала бы, что Пэчр затянуло кудрявящейся разноцветной гирляндой.
Помона едва сознавала, что это происходит наяву. Она повернулась к Ти-Цэ и уставилась на него, рассеянно придерживая капюшон, чтобы не свалился с головы от очередного порыва ветра.
– Вчера во всех школах Стражи сочли за необходимость известить поселенцев о вашем путешествии, – сказал Ти-Цэ. Его лицо под маской разгладилось. – Было объявлено, что вы отбудете задолго до окончания комендантского часа. Выходить из домов и открывать ставни запрещено, – он хмыкнул, – но, как видите, люди нашли способ с вами попрощаться.
– Они все… – прохрипела Помона и снова замолчала.
Ти-Цэ снисходительно наклонил голову.
Помона сделала к ближайшему крыльцу два широких шага, но ее взгляд продолжал метаться от двора ко двору, и она споткнулась. Помона замахала руками, сумела удержать равновесие и уставилась под ноги. У ворот дома, к которому она приблизилась, лежала покосившаяся корзинка, набитая овощами и фруктами чуть не по самую ручку. Между сорванных на закате огурцов была вложена записка. Помона достала пергамент и поднесла к глазам.
Возьми в дорогу. Путь, должно быть, не близкий. От соседей с любовью!
Помона наспех вытерла лицо и подхватила корзинку.
– Я бы не советовал, – подал голос Ти-Цэ. – Не поймите неправильно, но прежде, чем вы покинете поселение, увидите столько корзин, что не унести будет нам вдвоем. – Он кивнул на мешок у себя на плече. – Все необходимое у нас с собой.
Помона огорченно поставила корзину на место и послушно поплелась за Ти-Цэ. Она чувствовала себя ужасно. Ей хотелось дать хоть какой-то знак, что она увидела оставленную еду, что она благодарна, что хотела бы чем-то отплатить и объясниться, почему не может взять щедрый подарок. Однако, когда за спиной осталась добрая половина поселения, Помона перестала терзать себя понапрасну: Ти-Цэ был прав. Положить у своих дверей гостинец посчитала за долг каждая вторая семья. Причем грузили корзинки кто во что горазд: фруктами, овощами, плодами, которым еще только предстояло созреть. Дети оставляли ей даже камни – самые красивые, венцы своих коллекций.
Она и представить не могла, что люди будут так хорошо к ней настроены. Возможно, Помона слишком большое значение придавала замечаниям о своем бездетном положении, и не замечала обратного, положительного к себе отношения? А может, они просто почувствовали, как сильно нуждаются в Посреднике?
Помона воспрянула духом. Новый
