Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

— О, мисс! — Ее глаза стали совсем круглыми, и она молитвенно сложила руки. — Я? Разве можно... можно?

— Почему бы и нет? Платье вам идет, оно в сущности сшито на вас. Если оно вам действительно нравится, мне будет очень приятно, что вы его возьмете. Не думаю, что кто-нибудь его узнает.

— Нет, никто не узнает, — быстро ответила она. — Завтра в замке будут наемные официанты, а Бернар... а слуги не будут присутствовать на балу. Если... если вы только говорите серьезно.

Она снова принялась благодарить меня, но я прервала ее:

— Значит, договорились. Хорошо. А сейчас мне лучше побежать в комнату мадам и посмотреть в зеркало, пока она не поднялась к себе.

Берта еще раз нагнулась за туфлями.

— А туфли! Наденьте серебряные туфли!

— Нет-нет, не стоит, не беспокойтесь, — быстро сказала я, направляясь к двери. — Мне надо бежать. Еще раз спасибо, Берта. Спокойной ночи.

Спальня мадам де Вальми сообщалась с маленькой гостиной, где мадам обычно проводила утро. Я прошла через эту комнату, оставив дверь открытой нараспашку.

Комната утопала в мягком свете. Повсюду кружева, элегантная мебель в стиле Людовика XVI, на туалете поистине сказочное сияние серебра и хрусталя. Рядом с дверью в ванную находилось огромное венецианское зеркало, поддерживаемое на обтянутой шелковыми шпалерами панели усилиями целого сонма серебряных ангелочков.

Я встала перед зеркалом. Длинные занавеси на окнах, отражавшиеся в стекле, были из розовых кружев. Прекрасный фон. Когда я двигалась, серебряные нити в складках моей белой юбки мерцали и переливались, словно солнечные лучи, проходящие сквозь прозрачное облако тумана.

Помню, я подумала о том, что Золушка теперь уже не может не прийти на бал. А что будет в полночь?

Я нетерпеливо отогнала от себя эти мысли. Какая же я дура, что все еще не могу расстаться с глупой сказкой! Я уже достаточно обожглась!

Кто-то подошел к дверям гостиной. Наверное, Берта принесла мне новые серебряные туфельки.

— Входите сюда. Я уже кончила, — позвала я ее и состроила себе гримасу в зеркале. — Мне несут хрустальные башмачки. Какого черта! Все равно ведь ничего не выйдет...

Быстрые шаги в гостиной. Голос Рауля произнес:

— Элоиза, вы меня звали?

Потом он увидел меня и неподвижно остановился в дверях спальни.

— О... привет, — сказал он, немного задыхаясь, словно поднимался по лестнице бегом.

Я открыла рот, чтобы ответить ему, потом глотнула воздух и сжала губы, потому что не смогла бы сказать ни слова, даже если бы очень старалась. Должно быть, у меня был вид школьницы, которую застали за чем-то недозволенным. Я почувствовала, что краснею.

Неловко подобрав свою пышную юбку, я пошла к двери, которую он все еще загораживал.

Но Рауль не уступил мне дорогу. Он просто прислонился к дверной раме и ждал, словно собирался оставаться в таком положении весь вечер.

Я нерешительно шагнула к нему и остановилась.

— Не убегайте. Дайте на вас посмотреть.

— Я должна. Я хочу сказать, что было бы лучше...

— Сабинянка, — сказал он очень мягко и ласково, и его смеющийся тон заставил меня покраснеть еще сильнее и поднять на него глаза.

Не помню точно, что случилось потом. Кажется, он немного подвинулся и произнес:

— Ну хорошо. А теперь скажите: вам и в самом деле хочется сейчас убежать?

А я, кажется, с великим трудом сумела выдавить из себя «нет», а потом «Рауль»; тут его плечи оторвались от двери, словно какая-то сила толкнула его вперед и заставила мгновенно преодолеть разделяющее нас расстояние. Он обнял меня, его губы прижались к моим с немыслимой, пугающей силой — и все же этот поцелуй был именно таким, каким представлялся мне в самых заветных мечтах.

Наконец я оторвалась от него, упершись обеими руками ему в грудь.

— Но почему, Рауль, почему?

— Что значит «почему»?

— Почему именно я? Ваш отец назвал меня как-то Джен Эйр, и он не очень-то далек от истины. А вы... любая девушка будет вам рада. Почему же именно я?

— Хотите знать почему? — Он снова повернул меня к зеркалу, прижав к себе. Я чувствовала, как сильно бьется его сердце. Наши взгляды встретились в зеркале. — Не скромничайте, моя дорогая. Теперь вы видите почему.

Меня охватило странное чувство, словно я одержала победу, которая не принесла мне радости. Я ничего не ответила. Серебряные ангелочки уставились на нас слепыми глазами. За нами сверкал золотом и хрусталем прелестный розовый будуар мадам, словно приют блаженства. Рауль внимательно смотрел на мое отражение.

Он открыл рот, собираясь сказать что-то, но в это время в соседней комнате раздался шорох. Рауль вскинул голову и на минуту крепче сжал руками мои плечи. Потом он отпустил меня и повернулся к двери.

— А, Элоиза, — совершенно хладнокровно сказал он. — Я вас искал. По-моему, вы хотели меня видеть.

Я вздрогнула и отпрянула от него. Мои горящие щеки внезапно похолодели, и я стояла у зеркала, бледная и растерянная. Нас мог увидеть каждый, кто входил в гостиную. Сейчас там находилась Элоиза де Вальми, которая едва переступила порог, а за ней шла Альбертина. Мадам обернулась, обращаясь к кому-то через плечо, очевидно к одному из гостей, стоящему в коридоре. Я не видела, кто это был.

Мягкий женский голос ответил мадам и послышался удаляющийся шелест длинной юбки. Не знаю, видела ли мадам де Вальми, как Рауль обнимал меня, но Альбертина-то видела наверняка — я была совершенно убеждена. Избегая взгляда ее злых темных глаз, я быстро выскользнула из спальни, Рауль последовал за мной.

— Мадам, я зашла посмотреть в ваше зеркало, чтобы... чтобы примерить платье. Вы сказали, что разрешаете...— пролепетала я.

Я все еще не могла решить, видела она или нет. Прозрачные серые глаза бесстрастно оглядели меня с головы до ног. Как обычно, они не улыбались, и в лице ее можно было уловить легкое выражение недовольства.

— Конечно, — сказала она спокойным холодным тоном. — Это то самое платье, которое вы сами сшили, мисс Мартин? Очень красиво. Вы прекрасная портниха. Может быть, когда-нибудь сошьете что-нибудь и для меня?

Так. Значит, она все-таки видела. Я почувствовала, что Рауль, стоящий рядом со мной, сделал небольшое движение. Краска снова бросилась мне в лицо, и щеки разгорелись.

— С большим удовольствием, мадам, — быстро сказала я. — Спокойной ночи, мадам. Спокойной ночи, мсье.

Я не смотрела на него. Проскользнув мимо Элоизы де Вальми в темноту коридора, я бегом направилась в свою комнату.

Следующий день промелькнул очень быстро. Почти все время я пробыла с Филиппом, единственным обитателем замка, не затронутым радостным возбуждением. Казалось, он примирился с тем, что ему не придется участвовать в празднике.

К счастью, мне не надо было встречаться с мадам де Вальми. Сразу же после обеда Альбертина передала мне пожелание мадам — совершить нашу обычную послеобеденную прогулку с Филиппом не в лес, а в Субиру, чтобы сделать небольшие покупки, поскольку ни у кого из слуг нет свободного времени. Если не ошибаюсь, Альбертина сделала небольшую паузу, словно намереваясь произнести «у других слуг». На ее плоском лице и в ровном голосе промелькнула искра злорадства.

Я не стала спорить и, когда мы с Филиппом, который шел надувшись и волоча ноги, направлялись в Субиру, утешала себя тем, что слишком чувствительна. Вряд ли мадам де Вальми будет так грубо ставить меня на место второй раз, что же касается Альбертины, то меня совершенно не задевало ее лакейское хамство.

Я начала сомневаться в правильности своих выводов через несколько минут, остановившись на освещенной солнцем улице перед аптекой мсье Гарсена, чтобы поискать в сумке записку Альбертины, где были указаны необходимые покупки. Бисерная занавесь на двери аптеки откинулась — и выскочила Альбертина, у которой «не было свободного времени». Значит, я выполняла роль мальчика на побегушках у Альбертины. Она, должно быть, отправилась в Субиру почти сразу же после того, как передала мне поручение мадам.

Я удивленно посмотрела на нее. Она не выказала никакого смущения, проскользнув мимо меня, посмотрев, как обычно, искоса и улыбнувшись едва тронувшей губы загадочной улыбкой Моны Лизы. Выйдя из аптеки, Альбертина вошла в кондитерскую рядом с кафе.

Пройдя сквозь завесу колышащихся бус в пахнущую всевозможными специями темноту аптеки, я чувствовала себя очень неловко и была готова к тому, что мсье Гарсен встретит меня тем же злобным взглядом искоса, как и Альбертина.

Я твердо сказала себе, что все это лишь мое воображение. Но, выйдя из аптеки, я встретилась лицом к лицу с мадам Роше, домоправительницей кюре, и тут уж не было никаких сомнений — ее приветствие было поистине ледяным. Добрая мадам Роше предпочла бы перейти на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться со мной. Взглянув на меня, она еле кивнула и сказала «бонжур» тщательно обдуманным тоном (каким говорит добродетельная матрона с пригретой на груди порядочных людей змеей), чтобы я знала свое место, вместе с тем оставляя для себя возможность примирения в случае непредвиденного развития событий в будущем. С Филиппом она поздоровалась с подчеркнутой жалостью.