Наталья Солнцева - Дневник сорной травы

– Конечно. Ничего не изменилось. Дима целыми днями на работе, Лена дома. Детей у них нет…

– А собака? Помнишь, у них собака была?

– Жужа? Она издохла давно. Новую заводить не стали. Почему ты спрашиваешь?

– На всякий случай, – уклонился от ответа Пономарев.

– Темнишь?

– Темню. Шутка! Ладно, спасибо, Саша. Не буду тебя отвлекать.

Артем положил трубку и постучал пальцами по столу.

– Чем больше я думаю об этом, тем гуще туман над долиной… – пробормотал он.

Что же получается? Яковлев – любовник Лены Никитской? Интересно… Галина Павловна знает, что ее супруг встречается с женой владельца фирмы «Альбион», где она работает? Наверное, нет. Она бы обязательно рассказала. Кто-то из сотрудников хочет убить Яковлеву. Во всяком случае, у нее есть такие подозрения. Но она не называет имени предполагаемого убийцы. Почему? Боится бросить тень на невинного человека? Вряд ли. Женщина слишком напугана, раз рискнула обратиться к частному детективу…

«Ты не детектив, Пономарев! – одернул он себя. – Ты адвокат!»

А что сказал бы детектив? Детектив бы сказал, что лицо, на которое падает подозрение Яковлевой, занимает по отношению к ней более высокое положение. Значит… Никитский. Снова он! Тогда, десять лет назад, его подозревали в убийстве Авроры Городецкой. Еще раньше убили какую-то девушку, за которой он ухаживал… Стоп! Людмила Авдеева тоже работает у Никитского и тоже рассказывала о своих страхах. Теперь ее приятельница… Так все запуталось, что концов не найдешь!

«Чего-то я не улавливаю, – признал Артем. – Чего-то не догоняю».

Он потер затылок и попытался расставить все по полочкам. Черта с два! Куски мозаики не хотели складываться в стройную и понятную картину.

Он опять набрал номер Яковлевой. Мобильный и домашний молчали… В «Фин-арте» тоже никто не отвечал. Артем посмотрел на часы – половина девятого. Может, в «Альбионе» еще кто-то есть? Увы! И эта надежда не оправдалась. Что ж, делать нечего. Он начал собираться домой…

По дороге забежал в кондитерскую, накупил пирожных и халвы детям, пытаясь вспомнить, о чем еще просила Динара.

С огромным пакетом, набитым едой, Артем вошел во двор и сразу услышал истошный кошачий крик. Фонарь заливал бледным светом пространство перед домом и высоченный тополь, на котором сидели коты Фаворина. Парочка персов заливалась громогласным воем. У ствола тополя прыгали доберманы профессора Рубена, в надежде добраться до котов. Псы были в намордниках, но Парис и Елена этого не понимали. Им было по-настоящему страшно.

Фаворин подскочил к Артему, отчаянно размахивая руками.

– Вы посмотрите, что делается! – вопил он. – Эти чудовища сожрут моих котиков! Где Рубен? Почему он выпустил собак без присмотра?

– Вероятно, он сейчас выйдет, – постарался успокоить его Артем. – Псы в намордниках.

Альвиан Николаевич вышел из подъезда и подозвал доберманов.

– Танат, Кера, ко мне! – крикнул он, подчеркнуто избегая смотреть в сторону Фаворина. – Зачем вам гадкие коты? Идите ко мне, мои хорошие.

– Гадкие коты? – еще громче завопил музыкант, подскакивая к профессору. – Это от ваших собак житья нет! Мои котики никому не мешают, они смирные, ласковые…

– Да в подъезде дышать нечем из-за ваших котиков! – парировал профессор, цепляя собак на поводки.

В присутствии хозяина Танат и Кера вели себя паиньками, и можно было их не бояться. Но коты ни за что не желали слезать с дерева. Фаворин бегал вокруг тополя и уговаривал своих питомцев спуститься. Профессор с собаками пошел в сквер, и только после этого, убедившись, что свирепые псы удалились, Парис и Елена рискнули откликнуться на призывы музыканта и покинули убежище.

– Зачем люди держат таких хищников? – возмущался Фаворин, прижимая к себе кота и кошку. – Их ведь прокормить никакой зарплаты не хватит!

Артем знал, что с музыкантом лучше не спорить. Если не вступать в дискуссию, он быстро выдохнется и замолчит. Так и вышло. Фаворин с котами скрылся в своей квартире, а Пономарев пошел к себе.

Взглянув на дверь Авдеевых, он хотел было зайти, поговорить с Людмилой, но передумал…

Глава 16

Анна распахнула балконную дверь и смотрела на улицу, вдыхая влажный утренний воздух. В проеме между домами виднелась часть Невы и мост с коваными завитушками перил. Речная вода блестела, придавая воздуху оттенок тусклого серебра…

Юрий надевал перед зеркалом галстук; узел, как назло, не хотел завязываться. Салахов нервничал. Фигура Анны в проеме балконной двери действовала ему на нервы. Ночью он не мог уснуть, подавляя желание усилием воли. Его удивляло, как после стольких лет его влечение к жене не только не угасало, но становилось все сильнее. Иногда ему удавалось справляться с этим наваждением, как, например, сегодня. Но он чувствовал себя обессиленным, как после марафонской дистанции.

Анна стояла к нему спиной, и Юрий в третий раз завязывал галстук, мечтая любить ее прямо сейчас, на смятой после ночи постели… и не мог себе этого позволить. Он думал, что страсть делает его рабом Анны, и не мог смириться. Он хотел «проучить» ее, но выходило наоборот. Анна спала, наслаждаясь отдыхом, а он промучился всю ночь, и теперь ему предстоит такой же мучительный день. О, черт!

– Что случилось? – спокойно обернулась жена.

Казалось, она видела его внутреннюю борьбу. Боясь потерять самообладание, Салахов кое-как справился с галстуком и вышел в гостиную.

– Юра!

Мелодичный голос Анны заставил его вздрогнуть, и портсигар, который он пытался положить в карман пиджака, выпал и загремел по паркету.

– Я очень тороплюсь! – несколько громче, чем обычно, ответил он. – Опаздываю! Прости… Если что-нибудь понадобится, звони.

Анна услышала, как хлопнула дверь, и улыбнулась. Юра слишком эмоциональный, волнуется по пустякам… Она с удовольствием зевнула и отправилась на кухню. В форточку тянуло сыростью и запахом мокрых камней. Анна уселась в глубокое мягкое кресло и закурила, закинув ногу на ногу. Под тихий плеск реки ей всегда хорошо думалось…

Салахов все еще не мог успокоиться. Он ерзал на заднем сиденье своего «мерседеса» и нервно курил. Уже третью сигарету за утро. Господи! Эта женщина сводит его с ума! Что она себе позволяет?! Позвонила ему позавчера и сообщила, чтобы ночью он ее не ждал: она, видите ли, хочет остаться у себя в квартире. Интересно, тот наглый Гордеев… О, нет! Юрий скрипнул зубами и откусил фильтр сигареты. Тьфу! Он закурил следующую и глубоко затянулся. Ревность он считал чувством плебеев и никогда до женитьбы не испытывал подобного. Как унизительно! Супружество увлекает его на круги ада…

Он не спал всю ночь, думая об Анне. Жена явилась утром, не соизволив даже объясниться. Он знал ее хладнокровную безжалостность – она считала, что предупредила его и этим все сказано.