Непокорный рыцарь - Софи Ларк
Все это можно рассмотреть лишь вблизи.
Но после этого ты уже не можешь воспринимать других девушек иначе, чем надутых пустышек. Даже вчера в банке, когда Белла была при полном параде, в платье, которое обошлось ей, вероятно, в пятизначную сумму, я мог думать лишь о том, какая же она дешевка и фальшивка на фоне Камиллы. Накрашенные ногти, высоко поднятая грудь, обесцвеченные волосы, новая блестящая сумочка размером с лист формата А4… все это было чересчур. Я хотел смотреть лишь на одинокую кудряшку, упавшую Камилле на лицо, и на движение маленькой ручки, убирающей назад волосы.
Боже, я говорю как полный псих.
Я не понимаю, что со мной творится.
Я даже не нравлюсь Камилле. С чего бы? Я вел себя как настоящая скотина по отношению к ней. Ничего личного – такой уж я уродился. Но я не из хороших парней. И не гожусь на роль бойфренда – я всегда это знал. Я эгоистичен, импульсивен, обидчив. Я маниакально преследую желаемое, но разочаровываюсь в ту же секунду, как получаю его.
Сомневаюсь, что люди способны меняться. И быть другим я не умею.
И все же…
Впервые в жизни я хотел бы измениться.
Когда мы лежали рядом и целовались, я на секунду почувствовал себя по-настоящему счастливым. Почувствовал связь между нами. Почувствовал, как мы слегка приоткрыли наши панцири, не опасаясь удара в самое уязвимое место.
Но магия закончилась, и теперь я не знаю, как вернуться в то состояние, потому что не понимаю даже, как все случилось.
Я снова беру телефон и ищу номер Камиллы. Мне дал его Мейсон, а он спросил Патришу.
Я мог бы набрать ей. Мог бы пригласить на свидание.
Но представив себя с ней за столом, я тут же вспомнил о своем идиотском ланче с Беллой. Это было отвратительно. Сплошное притворство.
Нахмурившись, я опускаю телефон.
В столовую входит Данте. Мои бумаги разложены по всей поверхности древнего дубового стола. Мы больше за ним не едим. Раньше, когда Аида и Себ жили с нами, мы частенько собирались за семейными ужинами. Теперь мы едим в основном за маленьким кухонным столом, чтобы не гонять далеко Грету с подносами. Большую часть времени мы даже не пересекаемся – экономка просто не дает еде остывать на плите.
Я слегка скучаю по этим семейным ужинам. Думаю, последний раз мы все вместе собирались за столом в ночь, когда Несса Гриффин справляла свой день рождения. Мы ели на веранде, увитой виноградной лозой, и смотрели на фейерверк, взмывающий над бухтой.
Та ночь изменила многое. Аида захотела вломиться на вечеринку Гриффинов. Я поддержал. Мы понятия не имели, какая цепь событий последует за этим порывом: спортивная звезда Себа закатилась, Аида вышла замуж против своей воли, а мы заключили союз с Гриффинами и объявили войну «Братерству».
Не то чтобы я хотел повернуть время вспять. Но порой хотелось бы знать, какой момент изменит твою жизнь навсегда. Мне жаль, что я не наслаждался тем ужином подольше и так спешил выйти из-за стола.
– Что это значит? – спрашивает Данте своим утробным голосом.
Брат только вернулся с пробежки, и с него ручьем стекает пот.
Он был детиной уже в свои шестнадцать и с тех пор становился только больше. Думаю, львиную часть службы в Ираке брат провел в качалке. Домой Данте вернулся размером с половину взрослого быка. Теперь он не уступает в габаритах крупному медведю.
Я постоянно слышу, как он кряхтит и пыжится в подвале нашего дома, – там у нас хранится древний набор ржавых штанг. Данте надевает себе на шею пару гигантских цепей и затем отжимается, подтягивается и приседает до тех пор, пока его мышцы не начинают выпирать в тех местах, где у людей вообще не должно быть мышц.
– Ты похож на выжатый лимон. Лучше бы нашел себе девушку, – говорю ему я.
– Кто бы говорил, – отвечает Данте. – У меня она хотя бы была.
О да. Только мы о ней не говорим. Если, конечно, не хотим, чтобы Данте оторвал смельчаку руку и скормил ему же.
– У меня была куча девушек, – говорю я. – На часок-другой.
Данте хмыкает.
– Mama бы не оценила твои манеры, – отвечает он.
Теперь моя очередь напрягаться. Это та женщина, о которой не хочу говорить я.
– Мы не знаем, что бы она оценила, – говорю я. – Потому что ее здесь нет.
Данте молча смотрит на меня, раздумывая, стоит ли что-то добавить. Но решает вернуться к разложенным бумагам.
– Это что, хранилище? – спрашивает он, указывая на верхний чертеж.
– Разумеется.
– Зачем тебе схема хранилища?
– Сегодня день очевидных вопросов? – спрашиваю я.
Данте издает протяжный вздох. Так как его легкие объемом с кузнечные меха, пару листов сдувает со стола.
– Papa знает об этом?
– Нет. Доктор Бернелли говорит, что ему вреден стресс. Так что я расскажу уже после.
В данный момент отец играет в гольф с Анджело Марино, главой второй крупнейшей итальянской семьи в Чикаго. Papa ненавидит эту игру, но ему положено больше двигаться. Марино заманил его туда клубными сэндвичами и симпатичными официантками. Взамен Марио получает возможность присесть отцу на уши и обсудить, как продвинуть его четырех бесполезных сыновей внутри организации.
Papa вернется домой нескоро, а значит, я могу работать без помех. За исключением Данте, конечно.
Брат молча разглядывает чертежи, перебегая глазами от листа к листу.
– Это банк Пейджа, – тихо говорит он.
– Угадал с первой попытки.
– Ты собираешься его ограбить?
– Не совсем его. Лишь тех, кто хранит деньги в его банке.
– Ты же в курсе, что Рэймонд имеет дело с непростыми людьми? Ты собираешься обокрасть не кучку жалких докторов и юристов.
– Именно поэтому я собираюсь провернуть все тайно и не оставлять на месте преступления визитку, как обычно.
Данте не улыбается.
– Пейдж не какой-то там бюрократ, – говорит брат. – Он не брезгует марать руки.
– Данте, – хмурюсь я. – Разве мы не самые отпетые ублюдки в этом городе? Я не боюсь ни Рэймонда Пейджа, ни его клиентов.
Данте молча думает.
– Какой куш? – наконец спрашивает он.
– Солидный. Восемь нулей. И это не считая «Зимнего алмаза». Думаю, Кристофф спрятал его в хранилище. Об этом не знает никто, кроме меня.
Восемь лет назад этот самый камушек петербургская «Братва» украла из Императорской коллекции Эрмитажа. Уж не знаю, купил его Кристофф у своих братьев или украл, но стоит им прознать про алмаз, как тому недолго оставаться в
