Энн Стюарт - Поцелуй шута

Он никогда не придавал большого значения нарушению невинности, так как считал, что сам этот процесс незаслуженно переоценивают. В нем не было ничего неприятного, но и удовольствия от него было немного. Девственницы всегда плачут, они неловкие, неуклюжие, совершенно неопытные в любовных утехах, они не умеют ни подарить, ни получить удовольствие. Нет, ему подавайте женщину опытную, развратную, открытую душой и крепкую телом, которая знает, как ублажить мужчину и как насладиться самой.

И вот, пожалуйста, он сидит на кровати рядом с молоденькой женщиной, которая так же мало знает об удовольствиях, как аббат ордена Святой Евгелины. От нее нельзя ждать ничего, кроме беспокойства и разочарования, — так почему же он здесь сидит, смотрит на нее, вместо того чтобы встать и пойти за золотым кубком?

И где, черт возьми, этот негодяй Бого, когда он так нужен ему?

А ведь Николас был уверен, что все его проблемы будут решены сегодня вечером. Он нашел священный сосуд, причем безо всякого труда. У него, правда, нашелся свидетель, но Джулиана, по всей видимости, совершенно не представляла себе, насколько ценной была эта реликвия. Он собирался вернуться в часовню, как только наступит ночь, и забрать кубок святой Евгелины.

К сожалению, все как будто сговорились, чтобы помешать ему в его планах. Двор постоянно был полон народу. Вдобавок, несмотря на все усилия Николаса казаться невыносимым, лорд Хью зачем-то потребовал его к себе. Шут не осмелился ослушаться и тем самым возбудить ненужные подозрения.

Теперь он не мог нигде найти Бого. Его слуга должен был стащить кубок и подготовить побег, в то время как Николас будет отвлекать графа, но Бого не появлялся. Кто-то упомянул, что он разговаривал с братом Бэр-том, но поскольку старый слуга был не более набожен, чем хитрый матерый лис, то в это трудно было поверить.

Если Бого не вернется в самое ближайшее время, украсть священный кубок предстояло Николасу, а он, дурак, вместо этого зачем-то пришел сюда, в спальню Джулианы, поддался искушению, вместо того чтобы быстренько закончить дела и исчезнуть.

Но ведь он всегда гордился тем, что не был практичным и здравомыслящим. Реликвия может подождать, потому что он находился сейчас именно там, где хотел. В эти мгновения он желал эту женщину больше, чем любую бесценную реликвию или даже благосклонность короля. Все было очень просто.

На ней была надета свободная белая рубаха, стянутая лентами под самым горлом. И первый раз он увидел ее волосы в дрожащем свете очага, хотя они и были, к его огорчению, по-прежнему заплетены в косы. Они отливали золотом, они завораживали. Ему хотелось зарыться в них лицом.

Он потянулся и взял в руку тяжелую шелковистую косу.

— У наших детей волосы были бы светло-желтые, — сказал он рассеянно, не отрывая взгляда от ее косы. Ее быстрый вздох прозвучал почти вымученно.

— Вы никогда не думаете, прежде чем говорите? — спросила она резко. — Я не могу иметь детей. И вы не можете. У шутов не бывает детей. Зачем плодить дураков?

Он молча развязал вплетенный кожаный шнурок и стал распускать ее волосы, освобождая прядь за прядью. При этом он наклонил голову, чтобы скрыть улыбку.

— Почему же? Вряд ли мои… особенности передаются по наследству. Ведь это было бы большим несчастьем для ребенка. Я имею в виду, что тогда им пришлось бы скакать в лохмотьях и всегда говорить то, что думают.

Он медленно расплетал косу, пропуская шелковые пряди сквозь пальцы. Она пахла корицей. Необычайно возбуждающий запах — корица и роза.

— Так вы в детстве были именно таким? — спросила Джулиана.

— Нет, миледи. Если бы вы увидели меня в детстве, вы бы меня не узнали.

— Думаю, вы ошибаетесь. Не так часто встречаются кудрявые золотистые волосы и кошачьи глаза.

— Вы даже не взглянули бы на меня, миледи. В детстве я был одет в настоящие лохмотья и покрыт толстым слоем грязи. Леди не обращают внимания на маленьких оборванцев.

Джулиана промолчала, и он подумал: может быть, она пожалела его. Ему хотелось на это надеяться. План был очень прост: завоевать ее симпатию, обратившись к ее нежному сердцу, которое она так тщательно скрывала. Он сразу понял, что эта женщина создана для материнства. Если он сможет воззвать к ее материнским чувствам, то очень скоро окажется в ее постели.

— Леди достаточно часто обращают внимание на оборвышей, — возразила Джулиана. — Но разве у вас не было матери? Никто не присматривал за вами? Даже у крестьянских детей есть родители.

Он собирался солгать ей. Интересно, что для нее более приемлемо, крестьянин или бедный дурак? Одну косу он уже расплел до конца и, потянувшись за второй, которая лежала на толстом одеяле, встретился взглядом с Джулианой.

— А вы приглядывали за крестьянами в своем поместье, миледи? Стали бы присматривать за мной?

— Вы не крестьянин, — сказала она категорично.

— Откуда вы знаете?

Она словно не замечала, что он полностью освободил ее густые, прекрасные волосы и они золотой шалью окутали ее плечи.

— Знаю, и все.

— Или, быть может, вы просто хотите, чтобы так было? Ведь это никуда не годится, целоваться с крестьянином. Это ведь так дурно — хотеть, чтобы шершавые ладони прикоснулись к вашей гладкой шелковистой коже.

— Я вообще не хочу, чтобы мужские руки прикасались ко мне, — сказала она. — И к тому же я уверена, что ваши руки не менее мягкие, чем мои… — Она взяла его за руку и вдруг замерла. — У вас и вправду шершавые ладони, — произнесла она с удивлением.

— Да, — только и сказал он.

Ее руки казались такими маленькими по сравнению с его широкой грубой ладонью, зажатой между ними. Его кожа потемнела от солнца, и рука была мозолистой, сильной и крепкой.

Она попыталась убрать руки, но он обхватил ее пальцы, не желая отпускать.

— Вы, должно быть, много трудились в жизни, — сказала она. — Вы не всегда были шутом.

— Как говорится, удар по голове может и мудреца сделать дураком, — пробормотал он. — Возможно, я был рыцарем, который однажды совершил ошибку, повстречавшись на узкой дорожке с тем, кто оказался сильнее, и в результате я стал таким — жалкой пародией на то, кем я мог бы быть.

Он не видел выражения ее теплых карих глаз и не мог понять, поверила ли она всей этой веренице лжи, которую он здесь наплел.

— Я скорее уж решила бы, что вас ударила копытом лошадь, — сказала Джулиана. — Это объяснило бы, почему вы так их боитесь и не любите.

— Это была великая трагедия, — сказал он печально. — И вот я перед вами, один из фаворитов короля Генриха, и мои бедные мозги находятся в совершенном расстройстве. Мне очень повезло, что мой добрый сузерен пожалел меня, дал мне свои обноски в качестве одежды и позволил мне развлекать себя.