Наталья Калинина - Семь сокрытых душ

– Ну, знаешь… Эта француженка тоже хороша: в простую русскую деревню приехала с таким диковинным хобби. Ясно, что ведьмой окрестили! – хмыкнула Ада.

– Вместе Боярышников и его молодая жена не первой свежести, – съязвил Писаренков, – прожили недолго – погибли один за другим. Осталась падчерица пятнадцати лет. Но и она тоже вскоре умерла. После революции усадьбу национализировали. Переходим к истории усадьбы в послереволюционное время…

– Давай кратко, Сереж: без архитектурных подробностей, в порядке перечисления. Не думаю, что это так важно. У меня, к сожалению, сейчас мало времени, встреча через полтора часа, со Сташковым нужно еще обсудить кое-какие детали.

– Ну, если в порядке перечисления… – вздохнул Писаренков с таким сожалением, что стало ясно: история поместья в его отчете занимает чуть ли не основное место.

– После национализации в усадьбе устроили приют для сирот. Во время Второй мировой войны в ней был размещен госпиталь, в те годы усадьба дважды горела, но, к счастью, не главное здание. Во время одной из бомбежек были полностью уничтожены один из флигелей и часовня. В 1947 году усадьба вновь приняла детей. Детский дом просуществовал до 1970 года. Здания требовали капитального ремонта, и усадьбу закрыли. Но реконструкция не начиналась до 1981 года, длилась затем в течение четырех лет, и в 1985 году усадьба была открыта, на этот раз уже в качестве интерната для детей из неполных или неблагополучных семей.

– Я поступила в интернат в 1989 году, – заметила Ада. И Писаренков, не отрывая взгляда от бумажного листа, обронил:

– Я знаю. Продолжать?

Ада ответила кивком.

– К началу девяностых годов часть главного здания пришла в аварийное состояние, и в 1995 году одно крыло закрыли…

– Я помню это, Сереж, – поторопила Писаренкова Ада.

– Ну, раз помнишь… Ты же сама просила меня узнать. Вижу, что слушаешь меня сегодня невнимательно. Голова делами занята?

– Да встреча важная, Сереж, а назначена была неожиданно, Сташков меня еще не посвятил во все подробности. Я думала поговорить с тобой после того, как освобожусь.

– Ох, Ада… Это и не похоже на тебя, и так похоже, – покачал головой Писаренков. – Не похоже, потому что ты сейчас так легкомысленно пренебрегаешь важным. А похоже, потому что у тебя всегда на первом месте работа.

– Сережа, я последние два дня вообще сама на себя не похожа. Уже достаточно сделала того, что мне несвойственно: работу прогуляла, например, – улыбнулась она.

– Невелика потеря. Велика потеря – это если с тобой что случится!

Писаренков пролистал содержимое папки и извлек новый листок, готовясь зачитать напечатанный на нем текст. Но в это время раздался деликатный стук в дверь, и, после разрешения Сергея войти, в кабинет заглянул Игорь:

– Ада, ты здесь?! Я тебя жду, жду, думаю, куда пропала! У нас же встреча!

– Сейчас, Игореш, сейчас. Дай мне еще две минуты.

Сташков кивнул и прикрыл за собой дверь.

– Торопишься, – проворчал Писаренков, – ладно, поговорим потом, когда вернешься. Но будь осторожна.

– А что со мной может случиться, пока я со Сташковым? – храбрясь, улыбнулась Ада. Но Сергей ее не поддержал, наоборот, посмотрел на нее вдруг тем особым взглядом, который Ада в шутку называла «волчьим». Когда Сергею что-то сильно не нравилось или вызывало подозрение, его взгляд становился таким – недоверчивым, напряженным, опасным. Шутки шутками, но в такие моменты он ее пугал.

Но сказать что-нибудь еще Писаренкову, чтобы стереть неприятное впечатление, она не успела, потому что в кармане завибрировал мобильный. Владимир.

– Ада, мы можем встретиться? – спросил он, не поздоровавшись.

– Можем, – ответила она и, выходя из кабинета, оглянулась на Писаренкова, который теперь складывал бумаги обратно в папку, но при этом, Ада была уверена, прислушивался к разговору. «Держи ухо востро с людьми, которые неожиданно появились в твоей жизни», – вспомнились ей его слова.

– Но не сейчас, Володя. Я уезжаю на встречу.

– А вечером, Ада? Вечером мы можем поговорить? – Вовчик был явно чем-то встревожен. Ада замешкалась с ответом: что ему сказать? С одной стороны, он ее предупредил об опасности, с другой – Писаренков попросил быть осторожной. Не Вовчика ли он имел в виду?

– Володя, давай я тебе перезвоню позже. Сейчас мне сложно сказать, как будет спланирован день. Но я постараюсь выгадать для тебя время.

– Это важно, Ада! По телефону лучше не обсуждать.

То, что он так настаивал на личной встрече, тоже немного настораживало. Но, по-любому, можно встретиться с ним в людном месте, тогда ничего страшного. А еще можно попросить Писаренкова сопроводить ее на встречу. Да, она так и сделает!

Слушала она Игоря опять рассеянно, думая о словах Сергея. И звонок Вовчика в свете предостережений Писаренкова казался ей все более подозрительным: почему он так настаивал на личной встрече? Может, всего лишь приготовил для Ады очередную папку с распечатками из Интернета и хочет ей отдать? Но почему-то думалось о том, что над Вовчиком в интернате насмехались, и особенно соседки Ады по спальне, – не мог ли он сейчас, спустя годы, мстить так за свои детские обиды?

Аду от подобных подозрений стало знобить. Додумалась же! Нет, вряд ли Вовчик на такое способен. Это просто она, Ада, после слов Сергея готова подозревать даже столб.

Она поежилась и потерла ладонями голые плечи – жаль, жакет оставила дома.

– Ты не заболела случайно? – встревожился Сташков.

– Нет. Просто прохладно. Дай мне свой пиджак.

– Конечно! Для тебя все, что угодно!

Голос Игоря успокаивал, как и исходящий от его пиджака знакомый запах одеколона. Что с ней может случиться, пока с ней рядом эти два ангела-хранителя, Сташков и Писаренков? Сосредоточься на работе, Ада. На работе, на работе…

…И еще этот сумасшедший, который непонятно откуда взялся и как нашел ее сегодня. Еще один внезапно «появившийся» человек. На этот раз уже незнакомый. А может, наоборот, знакомый?.. Настолько, что свой настоящий облик маскирует экстравагантными нарядами, странными поступками и болтовней? Кто он? Просто ли городской сумасшедший и встреча с ним – рядовая случайность? Или все же нет…

Я одна. Я совсем одна-одинешенька, и горе мое так глубоко и черно, как море. Как же так вышло? Как случилось, что они теперь вместе навсегда – папенька и Мари, а я – одна, в этом аду? Мертвая изнутри, словно механическая кукла. Кто-то завел пружину, и я двигаю руками и ногами, не понимая, ни куда я бреду, ни зачем. Иногда мне снится, что это я умерла, а они – живы. Эти сны для меня стали слаще меда, и мечтаю лишь о том, чтобы однажды я осталась навсегда в одном из них. Но… каждое утро я просыпаюсь. И это мое наказание. Даже смерть отвернулась от меня.