Наталия Орбенина - Ледяная дева

— Вы умчались, как сумасшедший, — продолжила она с улыбкой, но тотчас же осеклась, напоровшись на его взгляд. Она никогда не видела его таким и не представляла, что этот тонкий и деликатный человек может смотреть таким тяжелым, недобрым взглядом.

— Вы умчались…

— Да. — Он ответил резким, неприятным голосом. — Я умчался, чтобы не давать вам повода для иллюзий. Чтобы вы поняли, как скоро вы должны покинуть мой дом.

— Феликс, вы гоните меня? — она потеряла дар речи и чуть не выронила поводья. Лошадь, почувствовав слабину, затанцевала под наездницей. — Теперь, когда знаете, что я люблю вас, что вы мой идеал, мои ожившие грезы…

— Пустое, девичья сентиментальность. — Он резко натянул поводья, и его лошадь встала на дыбы.

— О, нет! Вы не обманете меня! Я тоже видела в ваших глазах чувство! К чему все это? Зачем вы хотите унизить меня? Оскорбить?

— Я не хотел вас оскорблять. Вы прекрасны. Это я совершил некрасивый, неблагородный поступок, поцеловав вас, но не более того. Надеюсь, что вы сможете это пережить и это не помешает вам найти достойную партию.

Софья чувствовала, что теряет разум. Она совершенно не понимала, что происходит с человеком, который только что пылал к ней безумной страстью. Что изменилось за два часа?

— Я же сказал вам, что обманул вас. Что я был женат уже не один раз.

— И что же из того?

— Мои жены умерли. Все! Я вдовец! Три раза вдовец! — Он выкрикнул это резко, с силой, как выстрелил из пистолета.

Софья остолбенела.

— Умерли? Они умерли? Все трое!

— Они умерли, — ответил Нелидов деревянным голосом. Он ожидал следующего вопроса. Как умерли эти несчастные, сами или он убил их?

Софья смотрела на него с ужасом. Все, что ей грезилось в этом доме, в этом парке у пруда, стало приобретать особый, жуткий смысл. Она не знала, что говорить и что делать дальше. Вопрос стоял у нее в глазах, но она не смела его произнести.

— Вы хотите меня спросить, не убивал ли я их, не так ли? Не знаю. — Нелидов опустил поводья, и лошадь стала кружить на месте, вокруг лошади девушки.

— Я вам не верю. — Софья прищурилась, и взгляд ее стал сосредоточенным, каким бывал в гимназическом классе на уроке. — Я вам не верю. Вы несете напраслину и околесицу. Не знаю, с какой целью вы хотите опорочить сам себя. Вы хотите, чтобы я обиделась на вас, как можно быстрее покинула ваш дом и забыла вас навсегда. Вы поступили подло, потому что дали мне повод надеяться на ответное чувство. Вы поманили меня прекрасным, а затем плюнули в лицо, испоганили душу! Я не понимаю вас, я проклинаю вас. Вы погубили меня. В этом смысле можно считать, что я ваша четвертая жертва!

При этих словах Нелидов весь побелел.

— Нет! Софья, нет!

Но она не слушала его, повернула лошадь прочь и пустила в галоп. Он ринулся следом, но потом перестал догонять, слез с лошади и повалился в траву.

Софья ворвалась в дом с истошным криком, стала торопить Матрену и Филиппыча собираться и тотчас же ехать.

— Да ты что, матушка, как угорелая кричишь и носишься? Куда же мы на ночь глядя поедем-то? — подивилась Матрена.

— Прочь, прочь отсюда, немедля! Тотчас же! — кричала Софья.

— Да что с тобой, белены объелась? — испугалась нянька.

— Матреша! Скорее отсюда, иначе я умру! Он не любит меня! — И слезы хлынули рекой из ее глаз.

— А, вот теперь понятно. Что ж, коли так, поедем! Нако-ся, вытри личико-то! Утопишь нас! Да, вот они, писаки проклятые, голову закрутят совершенно… да… — Матрена удрученно завертела головой и поспешила собирать багаж.

Наскоро погрузили скарб, впопыхах сели в коляску и без оглядки, точно воры, помчались прочь. И только отъехав версту, Софья вдруг спохватилась и заголосила:

— Зебадию, Зебадию забыли! Филипп, гони обратно!

— Фу-ты ну-ты! — и Филипп Филиппыч повернул назад, шепча про себя что-то укоризненное.

Когда подъехали к дому, Софья заскулила:

— Матреша, я не могу вернуться. Я не могу зайти в дом! Шагу не могу туда ступить!

— Ах ты, боже ты мой! Что за напасть! — Матрена запыхтела и вылезла. — Зяба, Зяба, кис, кис!

Матрена потопталась около дома, но не решилась войти. Софья высунулась из коляски и тоже позвала кота жалобным голосом. В ответ последовало молчание. Не колыхнулось ни кустика, ни травинки. Не зажглось ни одного окна. Не послышалось ничьих шагов, точно они кричали у могилы.

И только в темной гостиной мрачного дома раздалось некоторое шуршание. Это дракон под столиком поднял свои резные крылья, еще шире раскрыл зловещую пасть, и в тот же миг из нее вырвалось стремительное пламя, которое, впрочем, тотчас же и потухло.

Глава 21

Первые дни после возвращения в Энск прошли, как в дурном сне. То, что в семье Толкушиных произошло несчастье и что Алтухова как-то причастна к происшедшим событиям, стало скоро известно, хотя столичных газет тут не читали и дальше своей околицы носа не совали. Обыватели чрезвычайно встрепенулись и принялись на все лады обсуждать, кто виноват в семейной трагедии, кто хороший да кто плохой. А так как подробностей никто не знал, то город в одночасье оброс немыслимыми слухами, домыслами, один ужасней другого. Для Софьи самым печальным последствием явилось то обстоятельство, что каким-то образом стало известно о попытке самоубийства несчастной Толкушиной, а также, что обе дамы некоторое время проживали в отдаленном поместье весьма подозрительного господина, о котором в городе тоже ходили разные нелицеприятные слухи. Как-то раз принесли записку от директора гимназии с требованием госпоже Алтуховой явиться незамедлительно. Софья удивилась. Ведь лето, каникулы? Но тотчас же собралась и направилась на квартиру к директору.

Вид начальства неприятно поразил девушку. Его насупленное и недоброжелательное выражение лица не предвещало ничего хорошего. Опасения сбылись незамедлительно.

— Сударыня! — громко и раздраженно начал директор. — Я наслышан о том, что вы чрезвычайно насыщенно проводите летние каникулы. Смею заметить, что если все то, о чем говорят, правда, так это неприлично, и это совершенно несовместимо с той должностью, которую вы занимаете. Позволю вам напомнить, уважаемая, что ваш долг состоит в воспитании благообразного поведения молоденьких барышень. А какой же пример вы оказываете им, коли… коли… — директор запнулся и вопросительно посмотрел на Алтухову, полагая, что она возмутится и сама подскажет ему следующие слова. Но та молчала и даже не покраснела. Ее взгляд оставался спокойным и даже как будто равнодушным.

— К тому же члены попечительского совета чрезвычайно возбуждены и категорически, повторяю, категорически не желают мириться с присутствием педагога, который бросает тень на наше почтенное заведение, — сердито продолжал директор.