Татьяна Устинова - Близкие люди

И опять мат, мат, в разных сплетениях и вариантах.

Это Петровна пришла напомнить ему о работе.

— Сейчас иду, Петровна, — заискивающе проскулил он, соображая, осталось ли чем опохмелиться. — Сейчас, сейчас иду. Пять минут…

Ему нужно было не только чинить эти растреклятые поилки.

Ему нужно было собирать народ и натравливать его на ненавистную стройку.

Так приказала ему дьяволица, и он не смел ослушаться.

Степану казалось, что, запертая в его сейфе, лежит бомба замедленного действия. Только никакие саперы обезвредить ее не могут.

Белов, посмотрев тетрадку свежим взглядом, сказал:

— Все возможно, Степа. Только ты все равно сейчас ничего ни у кого не выяснишь, да и выяснять нечего.

Степану показалось, что к потрясающему воображение выводу о том, что Володька шантажировал кого-то из своих, он отнесся довольно равнодушно.

И вообще все происшествие как-то немого отодвинулось, стало менее значительным. Завозили плиты, потом трубы, потом бетон, потом началась какая-то неразбериха с техническими характеристиками, потом «поплыли» сваи, которые месяц назад поставили «на века». Степан метался между Большой Дмитровкой, Сафоновом и Профсоюзной, где неожиданно начал чудить заказчик, отказываясь принимать совсем готовое здание, и нужно было умолять, убеждать, уговаривать, настаивать, ссылаться на такие-то и такие-то пункты договора, выпрашивать платежки, скулить.

В общем, плодотворно работать.

Чернов был мрачен. Что-то его сильно угнетало, но Степану недосуг было заниматься черновским морально-нравственным состоянием. Чернов все порывался что-то Степану сказать, и в среду вечером они даже договорились, что останутся после работы, чтобы все обсудить, но как раз в среду вечером Степан спешно уехал в префектуру, где справляли день рождения префекта, о котором он чуть было не забыл, и если б забыл, это было бы настоящей катастрофой.

Так они и не поговорили, и Чернов больше на разговор не напрашивался.

— По-моему, мы ситуацию недооцениваем, — сказал он грустно утром в четверг, — вот помяни мое слово, что-нибудь еще стрясется.

— Пошел к черту!.. — буркнул Степан. — Пророк нашелся.

— Вы о чем? — спросила пролетавшая мимо с какими-то бумагами Саша Волошина. — Степ, ты не забудь, вечером приезжают немцы из «Дюпона». Я велела в переговорной цветы поставить.

— И без цветов не заболеют, — сказал Степан недовольно.

«Дюпон» торопил его с принятием решения, потому что «Строительные технологии» были выгодным партнером даже для такого гиганта, как «Дюпон». Компания не слишком новая, но и не так чтобы старая, достаточно успешно или, как говорится в официальных отчетах, «планомерно» развивающаяся. У Степана были собственные поставщики, не такие крупные и известные, как «Дюпон», но все же давние и проверенные временем, и он до сих пор окончательно не понял, чего ради он должен их менять.

Если «токмо престижа для», так спасибо, нам не надо, мы за престижем не гонимся.

— Убрать цветы? — с сомнением переспросила Саша.

— Да не надо ничего убирать, Саш, — сказал Чернов, странно морщась, — просто он не в настроениях.

— Если ты в настроениях, — проговорил Степан с нажимом, — тогда прими за меня решение, куда, к черту, мне присобачить этот «Дюпон».

— Да мы ж еще месяц назад решили, что до осени ничего и никуда собачить не будем!..

— Ну так пойди и расскажи это немцам! Расскажи, а потом можете вместе до посинения цветы в переговорной нюхать!

— Вадим, — торопливо проговорила Саша, — я у тебя хотела спросить по поводу договоров, которые Эдик должен подписать…

Чернов мрачно усмехнулся — разгадал ее маневр. Он вообще всегда видел ее насквозь, по крайней мере ей так казалось.

— Саш, все в порядке, спасать меня не надо. Я ситуацию контролирую. — Тем не менее на Сашу он старался не смотреть и глаза отводил слишком явно, и опять где-то между желудком и горлом у нее шевельнулся привычный, унизительный страх.

О чем он догадывается? Что он тогда сумел увидеть? Он нашел тело, он первым приехал тем утром на место происшествия, и он явно знал что-то такое, чего не знали остальные.

Это Саша чувствовала так определенно, как будто Чернов сказал ей об этом.

Из-за этого она в последнее время даже стала избегать его и старалась лишний раз не попадаться ему на глаза, чего никогда не делала за все время своей работы в «Строительных технологиях».

— Кстати, что там с договорами, которые Белов должен подписывать? — спросил Степан. — Или ты просто так выступала? Ради черновских прекрасных глаз?

Саша улыбнулась.

В ее улыбке не было зазывного кокетства, сознания женской силы и желания власти — одно только дружелюбие и искреннее расположение.

Или так казалось? По крайней мере Степан совсем ее не боялся. Ну вот ни капельки!

Нет, все-таки нужно на ней жениться. И Иван бы с ней поладил. Она стала бы ходить к нему в школу, и все проблемы решились бы сами собой, и в отпуск они бы все вместе поехали. Интересно, понравилось бы ей в Озерах?

— Все, ребят, я поехал, — сказал Степан, внезапно развеселившись, — к «Дюпону» вернусь. Саш, разберись с бухгалтерией, у них три новых компьютера, и все непрерывно «виснут».

— Ты подозреваешь диверсию? — Саша пристроила свои бумаги на край стола. Про бухгалтерию она помнила и знала, что Степан знает, что она помнит, и говорит просто так, по начальничьей привычке. — Может, кофе выпьешь?

— Кофе мне некогда пить. И подозреваю я, как обычно, не диверсию, а некомпетентность. Черный, из Нижнего звонили?

В мае в Нижнем Новгороде открывалась большая строительная выставка, в которой компания традиционно принимала участие. Как правило, выставками занимался Белов, но в Нижнем у Чернова были собственные, давно наработанные связи.

— Отдел маркетинга что-то чудит, — скучным голосом сказал Чернов вместо ответа. Отдел маркетинга подчинялся Белову. — Не пойму я, готовы они к выставке или не готовы…

— Ну так пойди и разберись, — предложил Степан.

— Там Белов главный!

— А по выставке ты главный! Все, пока. Вы мне надоели.

Чернов и Саша некоторое время смотрели ему вслед, а потом Саша предложила неуверенно:

— Кофе сварить?

Не глядя на нее, Чернов отрицательно покачал головой.

Ему было в ее присутствии неловко.

Она собрала со стола свои бумаги и пошла к двери, но задержалась.

— Вадим, я не пойму, ты что, на меня сердишься?

— С чего ты взяла? — спросил он грубо. — И не думаю даже.

Она помолчала.

— Я знаю вас как облупленных, — сказала она наконец, — всех троих. И я уверена, что ты за что-то на меня сердишься.