Опиум - Лидия Сивкевич

– Я не запомнил её имени. – Нагло солгал он. Впрочем, я лгала не менее нагло, представляя, как душу Веру.

– И как, понравилось? Лучше, чем со мной?

– Да, было неплохо. Очень помогло избавиться от стресса.

– Не проще ли было выстрелить кому-то в голову?

– На сегодня лимит исчерпан. – Эта его фраза чуть не выбила меня из колеи, ведь я знала, что вероятнее всего это не шутка.

– Ну, тогда ладно.

Мужчина едва заметно нахмурился, его веки дрогнули вокруг спокойного взгляда.

– И это всё?

– А что ещё?

– Не знаю, истерика, нотации, может, ревность? Скажи, что я тебе противен, что видеть меня больше не хочешь!

– А кто мы друг другу, чтобы я устроила тебе истерику? – моя уверенная ухмылка ворвалась в кабинет и ударила мужчину невидимой пощечиной. Его лицо не дрогнуло, только глаза сверкнули в свете огоньков на стене. – Ну, что, я пойду? Раз от стресса ты уже избавился. – Я поднялась и провела руками по бёдрам, расправляя ткань проклятого чёрного платья. Он плавно вынырнул из кресла:

– Я тебя хочу. – Бросил небрежно и допил последний глоток из стакана.

Я рассмеялась, ярким весёлым звоном пронзая чёрные стены. Вовсе не потому, что мне было смешно, а потому что я не поняла, зачем он это сказал. Может, чтобы во мне ярче загорелось отвращение, а может, поддался слабости и решил отступить от своего плана. Но было слишком поздно.

– Ну, нет. – Я стала отступать к двери, не сводя с мужчины взгляда. – Ты несколько дней воротил от меня нос. Пойду и поищу кого-нибудь с полными яйцами.

– А вот и намёк на истерику. – Он начал приближаться ко мне, оставив пустой стакан на столе.

– Что ты, милый. – Стерва во мне играла невообразимо, лишь бы не показать, как он сломал меня. – Это не упрёк, просто тебя мне не хватит.

– Я тебе не раз доказывал, что это не так. – Мужчина сделал шаг к двери, оказавшись у меня на пути. Я нырнула и в танцевальном движении обогнула его фигуру.

– До завтра, мой рабочий день почти окончен.

– Рита! – окликнул он, когда я уже шла по коридору и молилась, чтобы он за мной не отправился. Молилась, чтобы не увидел на щеке раскаленную слезу, которую я не могла больше держать в себе.

***

Где же эти чудеса из фильмов и книг, как же эти мелодрамы, которые утверждают, что мужчина верен, если любит. А может, он не любит? Тогда я и вовсе не знаю, что такое любовь.

Я жадно хватала тяжёлый горячий воздух, поднявшийся на верхний этаж, и отгоняла от себя эти сопливые мысли. Подняла руку и глянула на часы. Четыре тридцать утра. Два часа до конца рабочей смены. Мне хотелось сбежать, хотелось прыгнуть с лестницы прямо в дёргающуюся толпу, хотелось выпустить напряжение из головы и тела. Хотелось уснуть, надолго уснуть, но сон не способен был побороть эту горечь внутри. Если только секс.

Я обвела взглядом весь обруч барной стойки, в центре которого копошились трудяги ночной смены. «Если бы Миша был там – не задумываясь, утащила бы его в туалет» – сверкнула мысль в моей голове. Я тут же поморщилась и мысленно дала себе пощечину, а в следующую секунду уже знала способ избавиться от стресса.

Клуб кипел от напряжения и стонал от восторга, ничуть не выдохшись к утреннему часу. В воздухе пахло сладким кальянным дымом, горячим потом и похотью. К носу пробирался тошнотворный запах травы от молодой компании и тут же терялся в тяжёлом запахе духов и алкоголя.

Невозможно было пробраться на танцпол, не задев по дороге пару плеч и не получив несколько неловких ударов от экспрессивных танцоров. Музыка сопровождала мой путь, ди-джей закольцевал истерический бит, нагнетая обстановку. Звук нарастал, готовясь взорваться в любую секунду, и когда я нашла себе кусочек пространства, прогремели басы. Я закрыла глаза, чтобы отстраниться от яркости всей палитры цветов вокруг, но сквозь веки бесцеремонно просачивался свет. Мельтешил стробоскоп, гудела толпа, но всё это не раздражало, а вибрировало в теле, встряхивая в венах кровь.

Мне было наплевать, как я выгляжу со стороны, как и большинству вокруг. Чем свободнее я позволяла своему телу двигаться, тем легче становилась моя голова. Чем больше хватала воздуха, тем раскованнее двигалось тело. Руки бесконечно порхали где-то наверху, отбивали энергичный ритм трека, тянулись к свету и поднывали от напряжения в мышцах. Лицо тут же покрылось испариной и затерялось среди сотен таких же. Волосы лавировали от резких взмахов головы, врезались плетьми в лицо и били по плечам. «Нужно подстричься», – подумала я и снова провалилась в расслабляющий транс.

Когда руки уже не держались на весу, ди-джей сжалился и сменил сумасшедший Rave на ритмичный G-House. Мои руки опустились и поползли по телу, очерчивая талию и огибая бедра, которые плавно вырисовывали музыку. В какой-то момент я запрокинула голову к свету, не прекращая чувственных движений. Собрала пальцами влажные от пота волосы и распахнула глаза, чтобы удостовериться, что не сплю. И увидела не сон, а одинокую узнаваемую фигуру.

Он стоял на самом верху, облокотившись на ограждение темной лестницы, и пристально наблюдал. Я видела его лицо лишь по долям секунды, когда белый луч, кружащий по залу, пробегал под потолком. Этих мгновений оказалось достаточно, чтобы понять: он смотрит на меня, будто следит, чтобы не натворила глупостей, подобных тем, что уже натворил он.

Я была не в силах обнаружить в себе смущения, а в нём раскаяния, поэтому не нашла больше выхода, кроме как не обращать внимания и не находить его в темноте. Всего пару минут спустя, когда я снова открыла глаза, лестница уже оказалась пуста.

***

Никогда в жизни я не завидовала добропорядочным людям. В особенности тем, кто став свидетелем проявления хоть капли подлости, спешил осудить человека. Я как раз всегда считала это проявлением зависти по правилу: я сам никогда не осмелюсь себе такого позволить, а потому и ты не смей. А может, мне всего лишь не нравилось видеть это возмущение в свою сторону, поскольку я сама не забывала осудить свои поступки. Даже не помнила случая, чтобы меня не пожирала совесть за подлость. Но с тех пор, как я открыла для себя мир размытых границ и забытых законов – многое себе простила.

Стоит ли говорить, как я стала относиться к Вере? Я смотрела на эту превосходную женщину и вместе с уколом зависти, который всегда имел место быть, чувствовала ещё