Иосиф Гольман - И весь ее джаз…

Когда бритый, умытый и очень злой супруг появился вновь, ему даже не пришлось ругаться. Годы, проведенные вместе, довели рефлексы до ритуализации. Наташка мгновенно вскочила и побежала в ванную, после чего — на кухню.

И вот уже позавтракавший и довольный жизнью профессор ждет ее в здоровенном массажном кресле, подаренном дочерью. Ждет довольно долго: теперь Наталья занялась утренними женскими делами основательно. Когда она их закончила, профессор уже спал.

Можно было бы оставить его в покое — в последнее время он опять во что-то ввязался, что сильно тревожило Наталью. Но грибы — это святое. Тем более посередине недели, когда многочисленные конкуренты не бродят вокруг хищными стаями и не пытаются выведать их заветные грибниковские тайны.

— Фимчик, пойдем, — трясла она родимого за толстый бочок.

— Неохота, — не открывая глаз, отвечал супруг. — Иди одна.

— Я боюсь одна, — применила запрещенный прием Наталья.

Это называется — зацепить за базовый инстинкт.

Женщины, как правило, владеют подобной психотехникой в совершенстве.

Заставить такого мужа, как Береславский, вымыть за собой посуду — практически нереально. Зато можно всю жизнь прожить за могучей и абсолютно надежной спиной. Даже если все спортивные достижения индивидуума — в шахматах и преферансе.

Ефим вздохнул, встал, обул резиновые сапоги (для этого опять сел, живот мешал натягивать голенища просто нагнувшись). Надел куртку, легкую, но с капюшоном — он сильно опасался клещей. А еще положил в карман острую финку-самоделку, подаренную ему знакомым ментом. Все-таки лес.

Все, можно идти.

Вышли через заднюю калитку прямо в сосновый лес.

В свое время это было главной причиной выбора дачи. Кстати, покупали вовсе не дачу, а участок, граничивший с сосновым бором и густо поросший молодыми березками. Строились по мере того, как появлялись деньги. Сначала — обычный деревенский сруб-пятистенок, купленный с «КамАЗа» на строительном рынке. Сами утепляли его между бревнами льняным шнуром.

Потом возвели веранды вокруг сруба. Потом второй этаж. Потом третий. Став состоятельными, провели в дом сначала воду, затем канализацию и, наконец, в прошлом году, газ.

Теперь их бывшая изба стала практически коттеджем. Но лес, к счастью, начинался, как и раньше, в десяти метрах от входной двери.

Собаки увязались за ними, две огромные кане корсо. Ефим влюбился в эту породу, встретив ее представителя у друга, строителя экологической деревни. Разница в возрасте у псов была в пять лет. Старшая — мама младшего. Старшая весила пятьдесят кило. Сколько весил младший — не знал никто. Потому что технология взвешивания включала в себя подъем животного на руки и вставание с ним на весы. Встать же на весы со слоном в руках не представлялось возможным.

В этот момент Ефим Аркадьевич самокритично подумал, что его в очередной раз обдурили. Вряд ли супруга боялась бродить по подмосковному лесу в окружении двух таких телохранителей.

Впрочем, теперь это уже не расстроило. Потому что профессор нашел первый гриб.

В зеленой, высокой и тонкой, траве он боковым зрением углядел какое-то «нетравяное» коричневатое, пятно. Инстинкт заставил остановиться и оглядеться. Если бы Наташка подошла ближе, ее следовало любыми путями направить в сторону. Потому что гриб здесь наверняка был не один.

Ефим нагнулся, сладострастно провел сверху вниз пальцами по толстой, прохладной и чуть влажной ножке явно благородного гриба. Пальцы дошли до прошлогодней хвои и скользнули даже ниже — нога была здоровенная. Достигнув земли, профессор ухватил грибью ногу посильнее и аккуратно вывернул ее, стараясь не повредить грибницу.

Вот это великан! Вот это красавец! Не меньше тридцати сантиметров в длину, с относительно небольшой тугой темно-коричневой шляпкой. Снизу шляпки — нежная желтоватая губка. И как самый дорогой бонус — ни единой червоточинки на крепком упругом теле.

Гриб в одиночку занял чуть ли не четверть Ефимовой корзинки.

— Спасибо, — тихо поблагодарил местного лешего доктор экономических наук. Он никогда не забывал этого делать, и местный леший, как правило, не оставался в долгу.

Береславский начал неторопливо осматривать окружающее пространство. Сначала ничего не увидел. Но потом, как на фотобумаге, постепенно проявился еще один белый и рядом с ним — сразу два. Поменьше, чем первый, однако вполне весомые.

Ефим, пыхтя, собрал добычу.

Выкручивая последний, уже видел еще два: большого, даже на взгляд крепкого, моховика и средних размеров черноголовика — местную, очень красивую, разновидность подберезовика.

Тут с лосиным топотом прискакал огромный и совершенно черный младший пес. Он был вообще-то чемпион всего, даже ездил на выставки за границу. Официальное имя у него было длинное и пафосное, но для домашних зверюга был просто Пупсик.

— Пупс, не мешай, — по-человечески попросил его профессор. Во-первых, ему не хотелось отвлекаться, коли пошел такой грибной пер. Во-вторых, он опасался, что вслед за Пупсом придет его мамаша, Герда, а за ними — Наташка. И уж эта ловкая женщина точно соберет все его грибы!

Однако Пупсу, как всегда, хотелось простой человеческой ласки. Он пропихнул свою огромную лобастую башку под Ефимову ладонь, прикрыл выпуклые коричневые глаза от внезапно привалившего счастья — обычно хозяева появлялись на даче только по выходным.

— Ты мой хороший, — вынужден был сознаться профессор, прижимаясь щекой к его огромной счастливой морде.

Пес пережил катарсис и, от избытка чувств, выхватив из корзины первый, самый больший гриб, бросился с ним в лес.

— Стой, гаденыш! — вскричал оскорбленный в лучших чувствах профессор, но только треск в дальних кустах показывал, где несется сейчас Пупсик с сакральным грибом в зубах.

Это была катастрофа.

Местный леший, будто обидевшись, закрыл везуху до следующего раза. В утешение разбросав по мху множество больших и маленьких крепких свинушек.

Конечно, это тоже замечательный гриб. Предварительно отваренный и пожаренный в сметане с луком, он необычайно хорош с горячей печеной картошкой, даже мяса не надо.

Но не сравнить эстетическое удовлетворение от нахождения благородного гриба и свинушки.

Еще один, чисто житейский момент: корзинка будет выглядеть полной, если найти с десяток крупных белых. Либо — если собрать сотню свинушек. А ведь за каждой надо еще нагнуться! Ефим же Аркадьевич сгибаться никогда не любил. Ни в переносном, ни в прямом смыслах. С таким животом, как у него, лучше быть несгибаемым.

Отчаявшись собрать все наблюдаемые темно-желтые и крепкие свинушки, он прибег к старому испытанному средству: позвал жену. Наташка пришла не сразу. Она никогда не приходила сразу, если искала грибы. Но постепенно все же дошла до мужа, сопровождаемая двумя псами, огромным черным и просто большим тигровым.