Елена Чалова - Охота на купидона
– Марк! Как ваша голова? Ой, я так рада, что лучше. – Циля чувствовала, как горят щеки от стыда, но что же делать? Набедокурил ее сын, значит, ей извиняться. Она покрепче сжала трубку и опять воззвала: – Марк!
– Да, Циля, я вас прекрасно слышу. – Марк слегка отодвинул трубку от уха, потому что гол ос его соседки звучал не просто громко, а очень громко.
Тетя Рая подняла голову от вязанья и с интересом прислушалась.
– Тут принесли телеграмму… – говорила Циля. – Еще вчера. Но так получилось, что я ее увидела только сегодня, и мне очень неудобно. Вы уж простите! Ведь Зинаида Васильевна, когда тети Раи дома нет, почту всегда нам заносит.
– Да, я понял. Не сочтите за труд, прочтите, что в телеграмме.
– Вот тут написано, – Циля повысила голос еще немножко, чтобы компенсировать неразборчивость продырявленных букв, – «Приезжаю пятницу. Встречайте Шереметьеве, рейс 315». Подпись: Тина.
– Спасибо, Циля, я понял.
Выслушав очередные извинения и попрощавшись с соседкой, Марк обратился к тетушке:
– Похоже, тебе придется возвращаться в Москву. Приезжает какая-то твоя родственница или подруга. Циле принесли телеграмму. Ее надо встретить в Шереметьеве, но это я организую. Слушай, а может, сюда ее привезти?
Тетушка некоторое время молча смотрела на племянника, а потом осторожно поинтересовалась:
– А какая именно родственница?
Марк, который возился на полу с мальчишками, ответил не сразу. Осторожно сняв с собственной шеи Мику и Леку, которые, пыхтя и повизгивая, тут же полезли обратно, он сказал:
– Какая-то Тина. Даже не написала, откуда прилетает. Ты хоть фамилию помнишь? Кого встречать-то?
Он не сразу заметил, что пауза затянулась. Тетушка так и не возобновила вязание. Теперь она просто сидела в своем покойном кресле с высокой и достаточно прямой спинкой и взирала на Марка со странно напряженным выражением лица, потом повернулась к Лане.
– Зря мы не отвезли его в больницу, – доверительным тоном сказала тетя Рая. – Бедный мальчик никогда не отличался крепкими мозгами, но, похоже, этот удар был последней каплей.
– Но-но! – сердито крикнул Марк. – Это что за инсинуации? Я не обязан помнить всех двоюродных теть и сестер, разбросанных по просторам нашей необъятной родины и за ее пределами. Что ты так на меня смотришь?
– Не обязан, значит? – Тон тетушки не сулил ничего хорошего. Марк почувствовал беспокойство.
– В чем дело? – Он встал, осторожно стряхивая с себя детей. Почуяв папину тревогу, малыши примолкли и уставились на тетушку.
– Что ж, детки, вот у вас и появится возможность познакомиться с бабушкой. – Демонстративно игнорируя Марка, тетушка обратилась к малышам. Те новость восприняли как-то без энтузиазма и устремились к отцовским ногам в надежде опять поиграть в лазалку.
– С какой бабушкой? – тупо переспросил Марк.
– С твоей матерью, мой ушибленный на голову мальчик. Или ты забыл, что когда-то у тебя была мама и ее звали Валентина? Теперь она живет в Америке и называет себя Тиной.
Марк сел на ковер. Мальчишки, издавая восторженные вопли, полезли ему на плечи. Лана с тревогой взирала на мужа.Конечно, у него была мама. Вот папы не было, и этот факт стоил Марку многих неприятных минут в том возрасте, когда мальчишки хвастаются друг перед другом:
– А вот мой папа может…
Достижения отцов бывают разными – от выпить залпом стакан чего-то до купить настоящий танк. Малышам не так важно, что именно может папа, главное, чтобы он был, чтобы личный мирок ребенка состоял из двух половинок. Позже критерии мальчишек несколько меняются и уже круто небрежно бросить, ловко застегивая лыжи или возвращая к жизни подружкин мобильник: «Отец научил». Само собой, не все семьи в классе были полными, хватало и разведенных, и матерей-одиночек. Но лишь у Марка в графе «отец» стоял абсолютный прочерк, за которым не просматривалось ни умершего, ни бросившего семью, вообще никакого человека. Валентина не сочла нужным соврать или рассказать правду. Просто поставила прочерк в жизни сына – и все.
Только один раз Марк спросил у мамы, кто его отец.
– У тебя нет отца, – холодно ответила та.
– Но ведь от кого-то ты родила? И отчество…
– Не говори глупостей, – отрезала мать. – Я дала тебе отчество моего собственного отца, ты мог бы и сам это заметить. А остальное – не твое дело.
И Марк больше ни о чем не спрашивал. Не было вопросов, произнесенных вслух, но это не значит, что они не терзали душу мальчика. И самый главный вопрос: почему он вообще появился на свет? Валентина столь очевидно не испытывала к сыну никаких особых чувств, что Марк порой удивлялся: зачем она вообще рожала? Залетела по молодости и глупости? Так могла бы аборт сделать.
Еще Марка всегда удивляло, какими разными оказались родные сестры. Старшая Раечка по характеру была девушкой смешливой, сентиментальной и доброй, хоть, может, и не слишком умной в плане учебы. Она рано вышла замуж, бросила техникум, так и не окончив его, и всю жизнь была при муже: создавала уют в доме, вкусно готовила и встречала своего Мишу после работы. Младшая Валентина училась прекрасно, ум имела практический, но ни веселостью, ни женственностью не обладала. Она окончила Плехановский институт, устроилась на хорошую работу в министерство, прекрасно одевалась, от нее всегда пахло дорогими духами и импортными сигаретами. Она немного презирала домоседку Раечку, которая быстро располнела, обожала сентиментальные романы и фильмы и не слишком следила за модой.
Сколько Марк себя помнил, мать обращалась с ним как со взрослым: никаких телячьих нежностей. Если мальчику хотелось поплакаться или просто вкусно поесть, он шел к тетушке. Та всегда хлопотала в теплой, вкусно пахнущей кухне. От матери пахло дорогими духами и табаком, а от тети Раи – корицей и теплым хлебом. Тетя носила яркие шелковые халаты, красила волосы хной и укладывала их в высокую халу. Она учила Марка не экономить на одежде, следить за собой, слушать людей и обращать внимание на мелочи. Они вместе ждали с работы дядю Мишу, садились за красиво накрытый стол, ужинали и рассказывали друг другу, как прошел день. С возрастом Марк понял, что он нужен дяде с тетей не меньше, а то и больше, чем они ему. Своих детей им Бог не дал, и они искренне любили мальчика, изливая на него нерастраченную родительскую нежность.
И когда мать собралась уезжать на ПМЖ в Израиль, Марк, глядя ей в глаза, сказал:
– Я не поеду. Моя семья здесь.
Валентина пожала плечами, но сыну исполнилось шестнадцать, и она, видимо, испытала облегчение оттого, что не надо тащить за собой мальчишку. Дядя Миша умер, когда Марк учился в медицинском институте на стоматолога. Марк заботился о тетушке и вспоминал о матери, только если тетя Рая пересказывала ему письма, которые сестра изредка ей писала сперва из Израиля, а потом из Америки.(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
