Вера Колочкова - Прерий душистых цветок…

— Петя… Петечка, проснись… Извини, дружочек, но там в дверь так долго звонят…

— М–м–м… — перевернулся на спину недовольный Петька, откинул одеяло и сполз с трудом, будто выпал с дивана; приоткрыв один глаз и шатаясь, пошлепал в прихожую, на ходу больно ударившись лбом о косяк. Вскоре Ольга Андреевна, прислушавшись старательно, уловила оттуда радостные его восклицания навстречу мужскому смешливому баску, такому знакомому и близкому до боли… А через минуту в комнату уже вбежал и Петька с радостным восклицанием:

— Бабушка! Бабушка! Ты посмотри, кто к нам пришел!

 А пришел действительно совсем уж неожиданный гость. Вернее, слишком долго и безуспешно ожидаемый - первое время после гибели Олега, сына Ольги Андреевны и отца Василисы и Петечки, Стасика здесь очень ждали. Потому как, казалось бы, кому ж еще быть рядом полагалось с ними в наступившие трудные времена, как не Стасику, фактически семейному их приемышу, исполнявшему в те времена функцию постоянного охранника успешного бизнесмена Олега Барзинского. Функция эта, по правде сказать, была чисто формальной, по–настоящему Стасик никаким охранником Олегу и не был, то есть никто из них всерьез и не предполагал почему–то, что при наступившей необходимости способен он будет вот так, за здорово живешь броситься под пули и защитить своего хозяина от неминуемой гибели. Как–то так вышло, что они сами слепили из Стасика лишь некий образ надежности–могучести, устрашительный для других и визуально–успокоительный для себя. Так, например, слишком самолюбивая и перепуганная общественным мнением женщина старательно создает из никудышного, в общем, мужичонки образ идеального для себя мужа, привирая и импровизируя на ходу с рассказами о его необыкновенных личностных достоинствах и дополняя созданный ею же образ внешней сытостью–ухоженностью и «оченьприличноодетостью».

 Стасика привел в дом Олег еще на заре своего бизнесменства, просто пытаясь соблюсти некий ритуал, необходимую по тем временам атрибутику нового этого явления, хотя совершенно не знал, как следует с этой самой атрибутикой правильно обращаться. Нет, теоретически–то он знал, конечно, да только не умел. И почему–то все время боялся вот–вот появления у себя по отношению к этому огромному узколобому парню некоей барской спесивости богатого к бедному, которые, судя по его наблюдениям за своими партнерами, должны были непременно и у него со временем проявиться. И они, домашние его, тоже все дружно этого боялись, и изо всех сил старались доказывать Стасику хорошее к нему расположение: и за стол обедать с собой садили, и в отпуск с собой везли, и подарки дорогие и всяческие к праздникам дарили, чтоб не дай бог самолюбия человеческого да непритязательного не ущемить. В общем, как–то так получилось, что Стасик прижился в их семействе очень надолго и с комфортом, и следовал везде за Олегом снисходительно–бутафорски, находя для себя в этом своеобразное удовольствие: у других охранники только и делают, что напрягаются в постоянном страхе за своего хозяина да шныряют тревожно глазами по сторонам, а он, Стасик, никогда вовсе и не напрягается, и живет себе спокойно без всяческого страха быть своим хозяином битым–обиженным по поводу нерадивого исполнения им своих профессиональных обязанностей. Поэтому и в голову ему не пришло тогда под те злополучные пули броситься. Стоял неподалеку огромным квадратным шкафом с раскинутыми в беспомощной растерянности руками и будто боевик очередной по телику смотрел: вот хозяин прошел деловито к своей машине, вот раздалась режущая слух автоматно–торопливая очередь откуда–то из чердачных окон, вот хозяин заваливается на мокрый асфальт, некрасиво подогнув под себя ноги, вот папка с документами летит куда–то в сторону и подхватывает ее тут же чья–то быстрая рука в перчатке и исчезает, будто растворяется в пространстве, вот уже бегут к ним люди со всех сторон, а он все стоит, открыв от изумления рот и раскинув свои огромные, рельефно выраженные красивыми горками мускулов ручищи…

 Он тогда больше у них так и не появился. И на похороны не пришел. Испугался чего–то. Знал прекрасно, что никто из них не упрекнет его ни в чем, а все равно испугался. Два года с той поры пролетело…

— Боже мой, Стасик! – радостно всплеснула ручками ему навстречу Ольга Андреевна. – Здравствуй, мой мальчик, здравствуй, дорогой! Вот неожиданность какая…

— Здравствуйте, Ольга Андреевна! – расплылся в ответной улыбке Стасик, быстрым взглядом окидывая бедную обстановку комнаты и задержав его на полсекунды всего на самодельном кресле, на клетчатом стареньком пледе, накинутом на ноги Ольги Андреевны, и пошел навстречу к протянутым к нему ласково рукам, и потряс их осторожно и очень душевно, склонившись огромным своим корпусом. – Вот вы теперь, значит, где обитаете. А я ищу вас, знаете, ищу…

— А ты–то теперь где, Стасик? Расскажи, нам с Петечкой очень интересно! С работой хорошо устроился?

— Да так… — нехотя пожал плечами Стасик, усаживаясь осторожно на притащенный расторопным Петькой хлипкий кухонный стульчик. – Работаю тут, в фирме одной. Ничего, терпимо. Правда, денег мало совсем платят. И жить мне совсем негде. Вы ж помните, Ольга Андреевна, я не местный, я из области в город приехал. Когда у вас–то работал, вы мне всегда комнатку отдельную выделяли. И в квартире городской, и на даче… А сейчас вот жить совсем, совсем негде. А чтоб снимать – это ж никакой зарплаты не хватит. Я тут у одной бабы все тусовался, так она меня выгнала недавно. Интеллигентного какого–то суслика себе нашла, сволочь. В общем, на сегодняшний день все у меня все хреново, конечно. А у вас как? Где Василиса? Где Алла Аркадьвна?

— Да и у нас нынче все плохо, Стасенька… — вздохнула горестно Ольга Андреевна, — сам же видишь, в каких мы жалких условиях существуем. Я инсульт перенесла, обезножела вот совсем, Васеньке пришлось сразу после школы работать пойти. А Алла Аркадьевна, она… В общем , это отдельная история, долго рассказывать…

— Да… – разочарованно протянул Стасик. – Действительно, жаль мне вас, Ольга Андреевна. Не хотелось бы вас огорчать, конечно, но что поделаешь…

— А что такое, Стасик? – испуганно округлила она глаза и подалась навстречу ему всем корпусом, вцепившись сухими ладонями в ручки своего самодельного кресла. – У тебя что, неприятности какие, да? Это как–то со смертью Олега связано?

— Ну да…Можно сказать, неприятности… Можно сказать, и связано…

 Он отвел взгляд в сторону и скорбно замолчал, словно не решаясь заговорить, всем своим видом выражая будто крайнее неприятие такой вот неловкой ситуации: бывшие хозяева и так вроде в таких стесненных обстоятельствах находятся, а он пришел тут со своей проблемой… Стасик давно, еще в те благополучные времена, прекрасно изучил во всех мельчайших подробностях характер сидящей напротив него женщины, и знал уже наперед, что она первой не выдержит этой горькой паузы и обязательно, просто таки обязательно потребует изложения вслух этой самой его проблемы. Так оно, впрочем, и получилось…