Татьяна Корсакова - Третий ключ

– Я?! – она резко встала, отошла от статуи. – Что в твоем понимании есть необычный ключ?

– Не знаю, – пожал плечами Михаил. – Просто любопытно, где он может быть.

– А зачем тебе? – удивилась Люся. – Хочешь завести эти чертовы статуи?

– Было бы интересно, – сказал он и снизу вверх посмотрел на Аглаю. – Жаль, что у нас только часть головоломки. Люблю, когда есть пища для ума.

– Это у тебя профессиональное – страсть к головоломкам? – Аглая отошла от Дамы к одному из Ангелов, провела ладонью по бронзовому крылу.

– В некотором смысле да, – кивнул он. – Неразгаданные загадки не оставляют меня в покое до тех пор, пока я с ними не разберусь.

– И много у тебя таких загадок?

– Одна, но очень сложная.

Вот и опять эти двое разговаривали так, словно вокруг больше никого не существовало. И разговор этот был одновременно похож и на признание в любви, и на скрытую угрозу. Очень интересно. Михаил не единственный, кто любит отгадывать загадки.

– А вот и наш Пинкертон пожаловал! – Люся махнула рукой в сторону выложенной старыми плитками дорожки, по которой торопливо спускался Петр. – Что это с тобой, Петенька? Что-то выглядишь ты как-то странно, может, перегрелся? – Люся притворно заботливым жестом коснулась лба участкового.

В ответ тот раздраженно дернул головой, сказал сбивающимся от быстрой ходьбы голосом:

– Эй, ребята, а давайте-ка дружненько выстроимся перед статуей!

– Это еще зачем? – Сандро недоверчиво нахмурился.

– Будем проводить следственный эксперимент. – Глаза участкового горели фанатичным огнем, и Василию Степановичу это очень не понравилось.

– Какой еще следственный эксперимент, Петр? – спросил он вежливо.

– Вы становитесь пока, а я потом все расскажу. Ну, давайте-давайте, поближе друг к другу! Веселее!

Когда все они, ворча и недоумевая, выстроились перед Дамой, Петр достал из кармана мобильный телефон и нацелил на них объектив фотокамеры. Через мгновение послышался щелчок, и участковый удовлетворенно улыбнулся.

– Все, дело сделано! Благодарю за содействие следствию!

– И что это было? – поинтересовалась Аглая, заправляя за ухо смоляно-черную прядь волос.

– Пойдемте в комнату отдыха, я вам все объясню.

Петр уже сделал было шаг прочь от статуи, когда Аглая снова его окликнула:

– Петя!

Он обернулся, и в этот самый момент Аглая навела на него объектив своего мобильника.

– Для полноты картины, – прокомментировала она свой поступок, пряча телефон обратно в карман джинсов. – Я так понимаю, ты хотел, чтобы все мы сфотографировались на фоне Дамы, но не учел один момент: того, кто снимает, нет в кадре.

– Слушай, Глаша, что ты делаешь в этой своей журналистике? – усмехнулся Петр. – Шла бы к нам в милицию, нам такие вот догадливые и сообразительные до зарезу нужны.

– Спасибо, но я уж как-нибудь в журналистике, – мотнула головой она.

– Еще бы, – встряла Люся, – в ментуре небось таких бабок не заработаешь! Там пахать нужно не за страх, а за совесть.

– Везде нужно пахать не за страх, а за совесть. – Аглая предпочла не вступать в дискуссию, пошагала обратно к дому.

– Совестливая нашлась, – буркнула ей вслед Люся.

Не услышал Господь мои молитвы – Оленька впала в летаргию через месяц после Митиного рождения. Спасибо дорогому другу Илье Егоровичу, посоветовал хорошую кормилицу. Сын растет настоящим богатырем, отныне в нем и в девочках единственная моя отрада. Только они держат меня у той черты, за которой начинается безумие.

Скрывать Оленькино состояние становится все тяжелее. Правду знают только четверо: я, Илья Егорович, Мария и Ульяна. Старая карга днями возле Оленьки неотступно, а по ночам неведомо куда уходит. Возвращается только под утро, готовит отвары и притирки, бормочет над Оленькой что-то непонятное. Я не вмешиваюсь, хоть и вижу, что не помогает больше ведьмовское зелье. Теряю надежду.

Третьего дня имел с Ильей Егоровичем тяжелый разговор. Доктор уговаривал отправить Оленьку в пансион в Швейцарию, говорил, что не имеет никакой власти над ее болезнью и помочь ничем больше не может, уповал на швейцарских эскулапов, которые взяли на вооружение последние научные открытия и пытаются лечить летаргию электричеством. Не знаю. Не могу решиться на такое предательство.

А мотылек вернулся, и теперь в нем одном, маленьком и хрупком, моя надежда. Верю, что и Оленька вернется с сумрачной своей прогулки...

Признаться, поначалу Петр не поверил своим глазам. Да и как тут поверить, когда быть такого не могло в принципе! Не могло, но вот же – вещественные доказательства в количестве трех штук прямо у него под носом. Эх, что ни говори, а он голова! Кто б мог до такого додуматься?! Остальные посмотрели-посмотрели, да главного-то и не заметили. А он заметил. Да толку-то?! Даже если попробовать все это к делу приобщить, неизвестно, что получится. Это ж выходит чистой воды фантастика. Еще, не дай бог, коллеги заподозрят в подделке вещественных доказательств. Конечно, если задаться целью, то можно и экспертизу провести, чтобы установить подлинность фотографий, но, опять же, к событиям нынешним эти снимки не имеют ровным счетом никакого отношения, а то дело пятнадцатилетней давности сдано в архив. Но до чего ж удивительно и странно!

– Ну, что ты нам хотел показать? – Люся плюхнулась обратно за стол, обмахнулась лежащим здесь же глянцевым журналом.

– Смотрите, – Петр снова выложил снимки на стол. – Только внимательно смотрите.

– Куда хоть смотреть? – спросил Степаныч, цепляя на нос очки.

– На фотографии смотрите. Ничего необычного не видите?

– Свирид на снимках криво получается, – Люся злорадно усмехнулась, – но ты ж не об этом?

– Не об этом. Еще что видишь?

– На каждом снимке есть статуя. – Сандро поскреб заросшую щетиной щеку.

– Уже теплее. И что статуя?

– Мама дорогая, – прошептала Глаша и полезла за сигаретами. – Но этого не может быть...

– Видишь?! – обрадовался Петр и покосился на сигареты.

– Держи, – Глаша протянула ему пачку и торопливо закурила.

– Чего не может быть? – Люська от любопытства на какое-то время забыла о своей давней неприязни к московской выскочке Аглае Ветровой, вытянула шею, чтобы рассмотреть снимки получше. Видать, рассмотрела, потому что громко, по-мужски, присвистнула и тоже потянулась к Глашкиной пачке. – Охренеть! – сказала, закурив. – Петька, как ты это заметил?

– Может, вы теперь поведаете самым недогадливым, что тут такого на этих фотографиях? – проворчал Свирид.

– Поведаю, – Петр раздал каждому из трех мужчин по фотографии. – Обратите внимание на голову Дамы. Вот просто посмотрите внимательно, и все поймете.