Татьяна Устинова - Персональный ангел

Тимофей Ильич то ли слушал, то ли не слушал, хотя Катерина знала, что в искусстве блефа ему нет равных. Так она и не поняла, намерен он всерьез воевать или ему вполне хватит объявить о войне погромче. Ее знаменитое чутье подсказывало ей, что просто объявлением дело не ограничится.

Последний из срочных разговоров Тимофей закончил, когда они уже были в центре города. Его спутница сидела тихо, как настороженная мышь, и внимательно смотрела в окно. Интересно, что она хотела там высмотреть, чего не видела раньше?

– А как вы придумали эту штуку с наркотиками? – спросил Тимофей неожиданно. Он любил этот прием – спросить внезапно и совсем не то, чего ожидает собеседник. И посмотреть на реакцию. По реакции все будет сразу понятно.

Катерина резко повернулась к нему. Наверное, не ожидала, что он заговорит, и испугалась. Впервые в жизни ему вдруг стало досадно, что его все боятся. Какого дьявола?

Но мелькнувшая на ее лице тень страха моментально сменилась улыбкой, как будто он спросил ее о чем-то приятном.

– Просто мы подумали и решили, что вам это очень подходит. Конкретное, четкое, действенное обещание. Которое все поймут и которое всем понравится.

– А почему наркотики? Я произвожу впечатление борца с наркотиками?

Это была не то чтобы ирония, но нечто очень к ней близкое, и Катерина осторожно покосилась на Кольцова, стараясь угадать, правильно ли она поняла подтекст.

– Да, Тимофей Ильич, – поколебавшись, сказала она. – Я знала, что вы не терпите наркоты. Ребята мне сообщили, которые собирали на вас досье.

– Я хотел бы знать, что еще рассказали вам обо мне ваши люди, – бесстрастно произнес он.

Вот в чем дело. Его интересует, не сообщил ли ей Саша Андреев что-нибудь сверх информации на отобранных у него дискетах и что осталось неизвестным службе безопасности Кольцова. Надо быть очень осторожной. И внимательной. Но Катерине вдруг неудержимо захотелось прояснить ситуацию раз и навсегда. Прояснить так, как она сделала бы это, будь Кольцов нормальным человеком, понимающим нормальные человеческие слова.

– Тимофей Ильич, – решилась Катерина, напряженно улыбаясь, – вы можете немедленно меня уволить, но я хочу вам сказать, что вовсе не стремилась за спиной у вас и Олега Приходченко собирать на вас компромат.

– Если бы я так думал, я бы вас уволил еще два месяца назад, – произнес Тимофей Ильич холодно. – Как только ваши детективы билеты на самолет взяли.

– Да, я понимаю, что вам, наверное, все наши расследования смешны, – Катерина внезапно разозлилась. Она не любила его покровительственный, всезнайский тон, будь он сто раз Тимофеем Кольцовым. – Но у нас это принятая практика. Мы стараемся обезопасить себя и наших клиентов от разных неприятных неожиданностей на более поздней стадии нашей взаимной любви, когда подчас поправить ничего невозможно.

– И многих вы… обезопасили?

Все-таки это ирония, поняла Катерина. У него такое чувство юмора. Своеобразное. Он вовсе не собирается ни на чем таком ее подлавливать. Или собирается?

– Тимофей Ильич, – произнесла она. От старания быть убедительной даже улетучились злость и страх. Этот человек заставлял ее испытывать одновременно несколько разных чувств. Интересно, они все такие, олигархи? – Я не знаю, как мне вас убедить, что мы играли и играем на вашей стороне. Только на вашей. И досье, хотя это слишком громкое название, ребята собирали в основном из газет да еще спрашивали тех, кто знал вас когда-то: вахтеров, монтеров, лифтеров…

– Мою бывшую жену, – подсказал Тимофей, – ее мамашу. Сторожа со стоянки. Соседей по общежитию. Крупье в казино в Светлогорске.

Он коротко взглянул на Катерину и приказал:

– Закройте рот.

Она захлопнула непроизвольно открывшийся рот, дико взглянула на него и вдруг, откинувшись на спинку кресла, принялась хохотать так, что с переднего сиденья на нее оглянулся охранник Леша.

Тимофей ничего не понял – что это с ней? Но ему понравилось, что она засмеялась. В этом было даже некоторое проявление характера – в его присутствии никогда никто не смеялся. Тем более громко.

– Тимофей Ильич, извините меня, ради бога, – забормотала Катерина, немножко отсмеявшись, – просто это удивительно, что вы все знаете. Я сразу очень пугаюсь, когда вы спрашиваете меня про… расследование. Я и так чуть от сердечного приступа не умерла, когда узнала, что ребята там попали в засаду. А вы, оказывается, знаете даже, с кем они разговаривали…

– Конечно, – ответил Тимофей, все еще недоумевая, что так ее развеселило. – Я стараюсь всегда быть в курсе всех дел. Особенно когда это касается меня.

Он произнес это с привычной отстраненной холодностью и без всякой иронии. Катерина моментально струхнула и отвела глаза, поглубже вжимаясь в кресло. Кортеж уже въезжал в Немчиновку.

– Сейчас второй поворот направо и прямо до озера. А потом вверх, и мы приехали, – сказала Катерина водителю. – Спасибо вам, Тимофей Ильич. Бог знает, сколько бы я еще там прокуковала, в Чкаловском.

Тимофей коротко кивнул, и больше они не разговаривали. Машина затормозила у родного забора, и Катерина испытала мгновенное, ни с чем не сравнимое облегчение, как будто кончилось многотрудное и неприятное дело. Неловко пробираясь мимо Кольцова к двери, она еще раз пробормотала благодарственные слова и очутилась наконец на воле.

Леша вынес ее сумку и аккуратно поставил у калитки. Джип натужно заревел, разворачиваясь в рыхлом снегу, и поехал. Тормозные огни мигнули перед поворотом. Катерине стало грустно.

Она открыла калитку и пошла по освещенной дорожке к дому. Дом сиял огнями, бабушка ждала ее.

– Бабуль! – крикнула Катерина, вваливаясь с сумкой в дверь. – Я дома!

К марту стало ясно, что все идет наперекосяк. Ситуация вокруг выборов в Калининграде обострилась и накалилась до такой степени, что из-за нее полусонная пресса позабыла даже мэра Владивостока, который весь год развлекал общественность то отменой выборов, то разгоном местной думы, то водружением самого себя обратно на престол после разгневанных президентских указов.

Война с наркотиками шла полным ходом. Воевал Тимофей Ильич всерьез и основательно, как строил корабли. Говорили, что местные бандитские группировки перестреляли на улицах города половину своего личного состава, в результате чего произошел новый передел сфер влияния. Основной поток зелья пошел теперь через Литву и Белоруссию. Аналитический отдел “Юниона”, скрупулезно собиравший и обрабатывавший данные, отметил увеличение числа телевизионных и газетных репортажей о конфискации крупных партий наркотиков именно на белорусско-литовской границе.