Эдна Барресс - Под рябиной

«Моя дражайшая Эмми!

Я получил твое письмо обычным путем и прочитал его в мастерской, выкроив несколько минут от работы, чтобы мысленно побыть с тобой. Я почти готов к выставке. Это будет грандиозное событие, и я возлагаю на нее большие надежды».

Миниатюра! Я вновь взглянула на нее. Это он нарисовал ее! Любовником тети Эммы был художник. Как романтично. Я перевернула письмо, но подпись была такова: «Тебе — вся моя любовь. Только твой Б.»

Я вновь перевернула страницу. Мой мозг хватался за любой намек, любую возможность. «Я получил твое письмо обычным путем». Они должны были скрывать свою любовь. Его карьера была важна. Что же было не так с тетей Эммой? Читаю дальше!

«Спасибо за сообщение, что Фиона будет в городе, я найду ее, если смогу, и дам ей денег. Она, как и ее мать, расточительная маленькая кокетка. Если бы ко мне пришла удача, вы обе зажили бы, как герцогини».

Фиона! Племянница, девушка, которая посещала тетю Эмму! Она вовсе не племянница, а ее дочь от этого художника. Что же потом с ней произошло? Как случилось, что Марион не знала об этом? О, мне так много надо рассказать Марион, спросить ее, когда она приедет.

«Элис планирует навестить своего брата в Перте. Надеюсь, я смогу сбежать в мой «Райский уголок» и к тебе на день или два. Ты должна взять выходной. Нам стоит быть осмотрительнее. Мне необходимо покровительство лорда Р.»

А затем: «Шлю мою любовь. Б.»

Я вновь внимательно перечитала письмо, и романтический образ страдающего от безнадежной любви художника немного поблек. Может, он и страдал от несчастной любви, но и не хотел упустить главный шанс; маска респектабельности и все, что с этим связано, было для него важнее, чем его подружка, запрятанная где-то на юго-западе страны.

«Ты должна взять выходной». Итак, бедная тетя Эмма трудилась в поте лица здесь, в унылом старом магазинчике, и держала чистой двуспальную кровать в Шангри-Ла, поджидая Его милость, пока он порхал, претендуя на высокое искусство, в Лондоне. Мужчины! Что она нашла в нем? Конечно, все было очень давно, я осознавала это, и он, видимо, делал попытки поддерживать свою любовницу и ее дочь. Вероятно, ему пришла в голову идея названия «Шангри-Ла» — «Райский уголок». Элис, по всему видно, его жена. Была ли она сущим чудовищем, или же ее обманывали, как тетю Эмму?

Я взяла еще одно письмо, датированное, как и предыдущее, только «понедельник» или «четверг», а в конце только буква «Б.» Он был довольно осторожным человеком. Все письма шли по порядку, потому что вот в этом говорится о выставке и о восхищении лорда Р. «моей работой».

В этом письме два довольно зловещих упоминания: «Да, я был у врача, и он посоветовал, как все они, больше отдыхать. Но сегодня вечером еще один прием, и мы приглашены на уик-энд в загородный дом. Элис уже инспектирует свой гардероб, ей очень хочется поехать. Мне, конечно, придется ехать и быть любезным с нужными людьми, но я все время буду думать о тебе и завидовать твоему покою в Шангри-Ла».

Двуличный старый дьявол! Жалость к бедной тете Эмме, перевязывающей его письма голубой лентой и полной ожидания, когда он спустится с небес, как бог, ненависть к этому человеку. Упоминание о проблеме со здоровьем натолкнуло меня на мысль о его возрасте. Естественно, и он, и тетя Эмма в то время уже были далеко не дети.

В письме было еще одно интригующее предложение: «Уверена ли Фиона в том, что говорит тебе? Если это правда, мы должны подумать, что бы можно было сделать. Мне совсем не хочется становиться дедушкой.

Да, надеюсь, ты не забыла положить ключ от депозитного сейфа в банк? Ведь ты так ветрена! Я знаю, тебе не нравится слышать от меня такие вопросы, но в случае посмертного признания моих работ, они будут иметь определенную ценность. Дай мне знать, как дела у Фионы — но не через твоего родственника и его жену, я им не доверяю».

О, бог мой! Ведь это же о Стивене и Марион! Мне нужно быть чуть внимательнее. И еще одна мысль ударила меня: Марион и Стивен принимали больше участия в жизни тети Эммы, чем я думала. А Марион ни разу даже не намекнула мне на эту историю любви. Неужели они оберегали память о ней, верность семейной тайне — даже от меня? Такая мысль больно уколола меня.

Жаль, что письма не были датированы. Казалось, между ними проходило много времени. Так и было, так как их дочь была достаточно взрослой, чтобы «попасть в беду». Стало заметно, как изменился тон писем: менее страстный, более практичный, даже иногда раздражительный. Старающийся изо всех сил молодой художник стал теперь зрелым мужчиной с надеждой на известность — а тетя Эмма все ждала, любила и беспокоилась за Фиону.

Мои бутерброды и кофе остались нетронутыми, а я взяла следующее письмо. Первая же фраза приковала мое внимание.

«Этот мальчик», — начиналось оно тоном, не терпящим возражений. «Сейчас ты могла бы сделать это без проблем. Его следует отослать к родственникам во Францию».

Рикки! Речь шла о Рикки! Если бы Рикки был здесь. Нет, наверное, лучше, что его нет. Я все выясню, а потом ему все расскажу. Просто чудо, что я решила приехать пораньше. Ведь второпях мы могли бы просто сжечь содержимое сундука!

От стука в дверь мои мысли улетучились. Марион! Я вскочила в порыве возбуждения, мой мозг был полон открытий. Побежав вниз по ступенькам, запнувшись на последней, я подвернула лодыжку и упала, чувствуя острую боль под сердцем. О, нет! Зачем я это сделала?

Я подползла к двери и дотянулась до ручки. Марион смотрела на меня, рот в ужасе приоткрылся, а за ее спиной я увидела, как снеговая пороша уже покрывала деревья и налипала на мех ее накидки и на темные волосы под зеленым капюшоном.

Глава 13

— Все в порядке, — уверяла я, все еще на коленях. — Я запнулась и упала на лестнице. Боль не сильная. Входите, Марион. Простите, что заставила вас выбраться в такую погоду, но я не знала. Я расскажу вам… Входите же, внутри ненамного теплее, но вы совсем замерзли.

Мой голос постепенно угасал. Она не слушала, а неотрывно смотрела на меня.

— Нет. Как часто повторяется боль? — прошептала Марион.

— Я уверена, что это не ребенок, — попытка улыбнуться не получилась, так как ее страх передался мне; страх, что таил в себе корень зла. Но после моего открытия, каким в сущности человеком была тетя Эмма, в доме не было ощущения опасности. Эти мысли мелькали у меня в голове, пока я вставала на ноги.

— Я поеду за помощью, — Марион пятилась по тропинке к выходу. — Надо вызвать «скорую помощь».