Елена Ларина - Невеста в облаках или История Регины Соколовой, родившейся под знаком Весов

– Ладно, – сдается наконец мой следователь. – Сейчас. Десять минут.

И, обращаясь ко мне, говорит:

– Ну вот. Времени у меня нет больше с вами разговаривать. Скажете, кто дал вам этот пакет?

– Нет.

– Как хотите. Я не могу сегодня продолжать допрос – у меня есть другие дела. Но это означает, что сейчас вы пойдете в камеру – и будете сидеть там до тех пор, пока у меня не найдется время для следующего допроса. Вы меня поняли?

– Поняла.

– Вы не поняли. Вы там еще не были. Там… Там вам не понравится. И если вы сейчас уйдете туда – гарантирую, что вы будете находиться там еще очень, очень долго – не день, не неделю и даже не месяц. Вы будете сидеть в тюрьме много месяцев до суда, ну а потом вы будете сидеть еще дольше. Годы.

На улице уже стемнело, в кабинете уже свет горит, тусклый электрический свет, так что комната видна во всем своем убожестве. Это почти такое же убожество, как убожество моей коммуналки. Сейчас, при этом свете, сходство очень заметно. Так я ее и не обжила по-настоящему, эту свою первую комнату. И я даже не могу сказать, что мне страшно.

– У вас есть шанс выйти отсюда сегодня – и пойти домой. Сейчас я дам вам лист, напишете все – кто, когда и при каких обстоятельствах дал вам этот пакет. Только правду -врать бессмысленно, я все равно пойму. А потом я вернусь, оформлю чистосердечное признание и отпущу вас под подписку о невыезде, гарантирую. Вы ничего не знали, вас подставили, вас, может быть, вообще освободят от уголовной ответственности или накажут чисто символически. Вас ввели в заблуждение. Вы ни в чем не виноваты, и вы это знаете. Ну? Будете писать?

– Нет. Отправьте меня, куда положено.

Просто я понимаю, что, если сейчас он оставит меня здесь на весь вечер одну, запертую в этом кабинете, с листом бумаги, я могу не выдержать. Я могу предать Валеру. Я этого боюсь.

– Но ведь он же вас предал! Неужели вы не понимаете, что он вас предал?! Бросил вас, подставил, подверг страшной опасности! Вы не должны его защищать! Вы мстить, мстить должны, он же подонок, последний подонок, если подвергает любимую женщину таким испытаниям!..

Он меня предал, но я не должна его предавать. Я не буду его предавать. Я не буду мстить, зря он это сказал. Разве любимая женщина предает любимого мужчину?

– Ну, Леня! – В кабинет врывается тот, давешний, и я даже оборачиваюсь на его крик. – Ехать надо! Немедленно!

– Все, – говорит мой следователь, собирая бумаги со стола. – Вот и все, ваше время истекло.

Потом выходит в коридор и говорит кому-то:

– Оформляйте задержанную в СИЗО. Остальное подпишу, когда вернусь.

И мне:

– Можете взять только плащ. Сумка остается у нас как вещественное доказательство. До свидания. Сидеть вам еще долго, потом поговорим.

Он уходит, а меня забирает теперь уже настоящий конвой. Скучный сержант с плоским серым лицом сажает меня в коридоре, кому-то звонит, велит мне ждать, потом передает меня другому сержанту, и тот ведет меня вниз, где стоит уже не легковушка, а милицейский «уазик» с зарешеченными окнами. Меня запихивают внутрь и долго везут куда-то в темноту. С лязгом открываются тяжелые ворота, машина въезжает во двор и останавливается. Тусклый свет фонаря над воротами, над двором, огороженным забором с колючей проволокой. «Выходите!» Я с трудом вылезаю, сползаю вниз через заднюю дверь «уазика». Вот, я стою на этой земле, на асфальте в этом дворе. Это тюрьма. От сумы и от тюрьмы не зарекайся – поговорка, которую я знаю с детства. Не обошло…

Потом мне велят раздеваться догола, смотрят всюду, даже там, где нельзя никому смотреть, велят мыться, возвращают одежду, от которой исходит отвратительный запах дезинфекции, и ведут в камеру.

Черные дни

Необъятных размеров женщина в форме, вся в мелких кудряшках допотопной «химии», гремела ключами у двери – я в это время стояла рядом, лицом к стене, держа руки за спиной, как не раз видела в фильмах и как мне велели. Потом дверь открылась, женщина сказала: «Принимай новенькую!» и чуть подтолкнула меня внутрь. Я вошла. Остановилась на пороге, ослепленная голой лампочкой под потолком. Комната, то есть камера, была небольшой, но на меня снизу и сверху, со второго яруса кроватей, смотрело много лиц – я пыталась понять, сколько там людей, но не могла.

И тут прямо в меня, со всей силой полетело туго скрученное мокрое полотенце. В незнакомом месте, в таком месте, когда вы даже не видите людей, которые вас окружают, когда вы не знаете, что вас ждет, даже догадаться не можете, даже представить – в этот момент страшно становится от любого движения, любого звука, любого слова. Это как темной ночью на улице, когда у вас за спиной вдруг раздаются шаги. Полотенце летело в меня, как граната. Я чуть было не отшатнулась с криком, но автоматизм сработал. В полете с пассажирами чего только не бывает – с кем только не приходится сталкиваться, и с пьяными, и с трезвыми, и с психами, и с детьми… Кто-то бутылку роняет, кто-то стаканом в тебя случайно запустит, кто-то вообще буйствовать начнет – в общем, я уже приучилась на этой работе сильно не пугаться, даже если что неожиданное случается. И в последний момент я сгруппировалась, собралась и поймала его, это полотенце – только не понимала, зачем мне его бросили.

Дверь у меня за спиной захлопнулась. Я стояла с полотенцем в руках, по-прежнему пытаясь разглядеть этих людей. Пауза затянулась, все молчали – значит, мне самой надо было что-то сказать.

– Это у вас упало? – спросила я наконец толстую женщину, сидевшую на ближайшей ко мне нижней койке.

– Давай сюда, мое это, – сказали мне сверху.

– Что же вы полотенцами кидаетесь? – попыталась из последних сил пошутить я. – Вещь полезная, в хозяйстве пригодится!

По камере прошел шорох какого-то полусмеха – как мне показалось, одобрительного. Потом сидевшая в глубине, под окном, молодая, еще довольно крепкая шатенка спросила:

– Зовут тебя как?

– Регина.

– За что тебя?

Я не знала, как ответить.

– Ну, следователь тебе статью назвал? Обвиняют в чем?

Набрала в грудь воздуху и решила «покончить разом» – все равно ведь не придумаю ничего лучше. Врать следователю не научилась, сразу «расколол» – а их-то много… Сколько их, кстати, тут, так и не поняла. Наконец решилась и ответила коротко, одним словом:

– Наркотики.

Встречен был этот ответ, кажется, с неудовольствием.

– Колешься?

– Нет, что вы.

– Ты без вещей вообще, что ли?

– Сумку отобрали…

– А родственники знают, что ты тут? Принесут хоть завтра-то?

Понятия не имела, придет ли кто-нибудь ко мне завтра. Валера? Оля и Галя?

Андрей Сергеич? Они все в рейсе, когда еще вернутся. Помотала головой: «Нет».