Эллисон Бреннан - Умолкшие
– Еще? – предложила Кинкейд.
– Нет, спасибо. Мне завтра рано вставать. Держи меня в курсе своего расследования.
– Конечно. – Люси пошла к двери.
На пороге Ной помедлил, затем сказал:
– Вечером на совещание приезжал Ганс Виго. Я поговорил с ним об убийстве Беллоуз. Он согласен, что убийца еще раз нанесет удар. Он также говорит, что убийца – не психопат. Честно говоря, я не понимаю, откуда он это знает.
– Зато я понимаю.
– Да?
– Убийца жесток и не чувствует угрызений совести, так что некоторые назвали бы его психопатом, но у настоящего психопата преступление вызывается психическим расстройством. Жестокий психопат может сочувствовать своим жертвам, но необходимость убивать или причинять боль отодвигает сочувствие на задний план. Социопат может не быть жестоким, но у него полностью отсутствует сочувствие. Взять, к примеру, мошенника, который выманивает сбережения у восьмидесятилетней старухи, – никакого чувства вины за то, что он ломает ей жизнь, даже если она умрет от голода на улице. Но тот же самый мошенник никогда хладнокровно не застрелит женщину. Социопаты не всегда жестоки. Однако если тебе попался жестокий социопат, он гораздо менее предсказуем, чем психопат, которого куда легче вычислить, когда определен его почерк. Я думаю, Ганс понимает, что убийца хотел убить именно Николь Беллоуз, поэтому он ее и убил. Не потому, что убийство доставляет ему глубокое удовольствие или имеет какой-то смысл. Психопат подождал бы несколько дней, может, недель или месяцев прежде, чем убить снова. А этому убийце не надо остывать. Он намерен выполнить свой план, каким бы тот ни был, а потом может больше никогда никого не убить.
– Если будет еще убийство, сразу звони мне, – сказал Ной.
– Конечно.
Люси хотелось спросить его, что он сказал Гансу – если сказал, конечно – об их разговоре сегодня утром. Ей хотелось знать, внес ли Армстронг что-нибудь в ее характеристику. Но он ничего не сказал, а она не стала спрашивать.
– Доброй ночи.
Ной ушел, так и не сняв странного напряжения между ними. Но все же он зашел, хотя и не должен был, – возможно, так он давал ей понять, что все в порядке.
Кинкейд вошла в большую комнату. Шон стоял, на его виске пульсировала жилка.
– Что с ним нынче такое?
– Ты всегда это спрашиваешь.
– Но тут что-то еще.
– Я рассказала тебе, что наговорила ему сегодня утром. Я перешла границу.
– Вряд ли. Он тоже не ангел.
– Шон… – она замялась.
– Что?
– Со мной говорил Мэтт Слейтер, старший специальный агент. То, что я наделала вчера, действительно подняло волну, и Ною влетело из-за меня. Он отвечает за все мои промахи. Я не хочу сидеть дома оставшиеся три недели, но и не хочу, чтобы у него были проблемы, если я что-то провалю. Слейтер сказал, что у меня особые привилегии, и все это знают.
– Чушь собачья, – ответил Шон. – Ты заслужила свое место.
– Может быть, – сказала Люси.
– Никаких «может быть». ФБР – не богадельня; тебя не назначили бы аналитиком, если б ты не была квалифицированным специалистом и они не знали бы твоих способностей.
Люси села на диван.
– Я не хочу привилегий, Шон.
Он сел рядом с ней и прижал ее голову к груди.
– Ты не можешь заставить людей перестать думать так, как они хотят, правы они или нет. Но ты заслужила все, что у тебя есть.
Люси надеялась, что Шон прав. Последние семь лет были порой такими «американскими горками», что она не знала, что и думать о своих мечтах и целях. Это действительно ее мечты и цели? Кем бы она была, не подвергнись семь лет назад изнасилованию, переданному онлайн в Интернет?
– Люси? – Шон повернул ее голову так, чтобы можно было заглянуть ей в глаза.
Кинкейд проглотила слезы. Она не хотела жалости от Шона. От кого бы то ни было. Особенно от себя.
– Поговори со мной.
Она покачала головой.
– Мне жаль, что меня не было здесь прошлым вечером, – сказал Роган.
– Всё в порядке. – Это показалось почти правдой.
– Если тебе когда-нибудь будет нужно о чем угодно поговорить, знай – ты всегда можешь поговорить со мной. Да?
– Да. – Голос ее дрогнул. – Большую часть времени мой разум убеждает меня, что все это произошло с кем-то другим. Я просто наблюдатель, как та камера в те ужасные дни. А потом я вижу что-нибудь, и все возвращается. Разумом я понимаю, но тело не слушается, и я не могу преодолеть панику.
Шон покрепче обнял ее, и Люси припала к его плечу.
– У меня есть ты – и это решает все, – прошептала она.
– Я никуда не денусь, ты же знаешь.
– Когда Мэтт Слейтер сказал, что я в привилегированном положении, мне показалось, что это правда. А вдруг без этого я не попала бы в ФБР? А вдруг я потеряю контроль во время такого приступа паники? Меня уже раз турнули из академии… Вдруг мне просто надо оставить мечты? Есть еще много о чем мечтать…
Говоря это, Кинкейд верила собственным словам, – вот только никакой другой карьеры она не хотела. Семь лет, посвященных стремлению попасть в ФБР и бороться с преступностью, не прошли для нее даром. Они необратимо изменили ее.
– Послушай меня.
Люси повернула голову, чтобы посмотреть на Шона. Его синие глаза были настолько пронзительными, что она не могла отвернуться.
– ФБР чертовски повезло с тобой, Люси Кинкейд. Этот Мэтт Слейтер – козел, если считает, что тебе дадут любое место по первому твоему желанию. Ты заслужила его. Ты чертовски хороший коп, пусть и без жетона. И ты будешь отличным агентом. Это знаю я, знаешь ты. Не сомневайся, принцесса. Ладно?
Она улыбнулась.
– Спасибо за то, что ты в меня так веришь.
– Это легко. – Роган наклонился и поцеловал ее. – К тому же я мог бы помочь.
Люси понимала, что Шон хочет помочь. Он любил загадки, и его интеллекту нужен был вызов.
– Ты мог бы быстрее получать информацию, – сказала Люси, играя на его эго. – Но отдел компьютерных преступлений свое дело знает. ФБР нанимает лучших компьютерщиков.
Шон склонил голову набок.
– Лучших? Я обижен!
Люси усмехнулась и покачала головой. Как же она любит Шона! Он умеет снять напряжение единственным нужным словом.
Она поцеловала его.
– Лучших после тебя.
– Ты должна загладить обиду. Моему эго нужны поглаживания. Может, даже массаж…
– Правда?
– Ничего не желаю так, как провести следующие три недели, купаясь в лучах твоего безраздельного внимания, – сказал Шон. – Но ты не бросишь свое дело.
– Да, но…
– Никаких «но». Ты любишь свою работу. Она тебе нужна. Ты спятишь, сидя дома целый день, а я хочу ублажать тебя круглые сутки, да и работы у меня сейчас нет. Мой брат и твой брат сожрут меня за сачкование, поскольку я не приношу им длинных баксов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});