Наталья Медведская - Горькая брусника
– Я вижу у тебя все знакомые любители выпить, давно употребляешь?
– С пеленок. Разве по мне не видно?
Я открыла калитку и пошла к дому.
«Зачем что-то объяснять человеку, уже сделавшему свои поспешные выводы».
– До завтра, – крикнул мне в след Матвей. – В то же время.
Я, не оглядываясь, помахала рукой. Зачем ему видеть мою обиду?
Во дворе за столом восседали обе старушки-подружки.
– Как бабочки на огонь, так и глупые девки летят к Матвею в лапы. И ты, Настя, такая же, как другие.
– Зоя Ивановна, вы ничего не перепутали, я вам не внучка, чтобы вы меня воспитывали, – рассердилась я.
Старушка обидчиво поджала губы.
– Была б ты моей внучкой, ремня бы получила.
– Хватит ругаться. Чай пить будешь? – поинтересовалась у меня баба Поля.
– Пожалуй, выпью. Не сердитесь, Зоя Ивановна, я понимаю, вы добра желаете, но я уже взрослая сама разберусь.
«Лучше бы своего родственника-курощупа воспитывала», – подумала я, усаживаясь на стул. На столе, покрытом клеенкой весёленькой расцветки, лежала горка карточек и небольшая сумма денег.
– Ого, играем на деньги?
– Так, по мелочи, – смутилась Полина Андреевна. – Кто больше метаграмм собрал на заданное слово, тот и выиграл.
Я удивилась продвинутости старушек в русском языке.
– Можно с вами поучаствовать?
– Давай. Только деньги на кон. Первая ставка десять рублей, за каждое выигранное слово рубль, – объявила Зоя Ивановна.
Я порылась в кармане джинсов и положила на стол медную монетку.
– Не подглядывать. – Баба Поля выбрала из стопки бумажных квадратиков карточку. – Заданное слово – гора.
– Нора, – сразу же сказала баба Зоя.
– Кора, – пришло мне в голову.
– Пора, – внесла свою лепту Полина Андреевна.
– Фора, – обрадовалась баба Зоя.
– Бора, – ветер такой пояснила баба Поля.
– Не пойдет, – возмутилась Зоя Ивановна. – Имена собственные, названия городов, животных, растений и так далее не участвуют в игре.
Я, как ни старалась, больше не могла вспомнить ни слова. Выиграла Зоя Ивановна. В её банк пошел выигрыш в тридцать два рубля. Через полчаса совместными усилиями старушки разбогатели каждая на сто рублей.
– Хватит. Признаю, вы мастера слова, – заявила я бабулькам и встала из-за стола. – Мне пора на боковую.
– Настя, последний вопрос, – ехидно улыбнулась соседка. – Какой самый печальный гарнир на свете?
– Не знаю.
Зоя Ивановна обрадовалась:
– Пюре из картошки.
– Это ещё почему? – удивилась я. Голова у меня сейчас плохо соображала.
– Она такая подавленная, – захихикала баба Зоя, как девочка.
Ветер стих. Стало душно. Я почувствовала себя липкой и отправилась в летний душ, ополоснуться прохладной водой. Быстро стемнело. После купания пришлось идти буквально на ощупь, чтобы не налететь на деревья в саду.
– Вы замечательно танцуете? – послышался голос из темноты.
От неожиданности я подпрыгнула и потеряла в траве резиновые шлепки. Как-то раньше не замечала за собой такой пугливости.
– Извините, я не хотел вас стращать. – Луч фонарика осветил траву.
Я нашла шлепки, надела, досадуя, что придется снова мыть ноги. За сеткой стоял Николай, узнала его по голосу.
– Вы меня заикой сделаете.
– Прошу прощения. Вышел подышать свежим воздухом и заметил вас. Настя, вы не обидитесь за совет.
Луч фонаря освещал траву передо мной, лица собеседника я не видела.
– Смотря какой совет.
– Вам не стоит общаться с Матвеем. Такой милой девушке он не пара.
Я молчала, не зная, как реагировать на эти слова. Не будешь же грубить человеку, который желает тебе только хорошего. Хотя это его совсем не касается. По моему молчанию Николай понял: я в замешательстве.
– Извините ещё раз, у нас шапочное знакомство, но я почувствовал: вы чудесная девушка, а он негодяй. Доброй вам ночи и подумайте над моими словами.
– Подумаю, – пообещала я и потопала в дом.
Приняв душ повторно, теперь уже в ванной, позвонила родителям. Трубку опять поднял отец. Я спросила его о здоровье мамы. Уверила, что не ищу неприятностей на свою голову и веду себя паинькой. Рассказала о работе на турбазе. Папа поведал вкратце новости станицы. В конце разговора добавил: «Завтра приеду на опознание Алёны в Апшеронск». Я похолодела. Так старательно отгоняла мысли о сестре, что почти сумела убедить себя. Та утопленница вовсе не Алёна.
Лежа в кровати, стала перебирать события прошедшего дня. Вспомнила Матвея. Сердце замерло на секунду, а потом застучало с новой силой.
Как глупо и не вовремя. А главное, у него таких, как я, целый пучок.
Проснулась я от шороха за окном.
Идиотка, опять забыла закрыть створки рамы! Полежала, не шевелясь. Что-то шуршало за окном, я слышала чьё-то шумное дыхание.
Ну, погоди, сволочь, я тебе покажу, как пугать девушек по ночам! Резко вскочила с постели и бросила подушку в распахнутое окно.
Человек вскрикнул тоненьким голоском и побежал в сторону огорода. Мне показалось, я услышала женский голос. Поднялась и закрыла окно. Заснуть больше не сумела. Лежала и перебирала всех кандидатов в маньяки. У меня их набралось уже несколько штук. Перед рассветом встала с постели, мне просто необходимо увидеть Ангела. Я знала, по какой дороге он поведёт группу. Быстро оделась и перемахнула через подоконник.
Кажется, через окно я лазаю чаще, чем хожу через дверь. Подняла с травы влажную от росы подушку и закинула в комнату на кровать. Уже знакомым путем двинулась в сторону реки. Через полчаса я была на месте.
Определенно я сбрендила, если сижу в кустах, искусанная комарами, вымокшая в росе и всё ради того, чтобы убедиться: пойдут в поход подружки или нет?
Разозлившись на себя, уже собралась вылезти из зарослей. Но тут на дороге показалась группа туристов. Как я и подозревала, девицы находились в эскорте и обе старались держаться рядом с Ангелом.
«Убедилась. Хотела увидеть Матвея. Увидела. Довольна», – укорила себя.
Выбралась из зарослей орешника, отряхнула одежду от налипших мокрых листьев. И тут метрах в пятидесяти от дороги заметила Феодору, без размышления юркнула обратно в спасительные кусты. Старуха медленно шла по поляне, рвала какую-то травку и складывала в корзину. Я сидела, как мышка. Она поравнялась с моим укрытием и остановилась.
– Выходи, не прячься и так комары всю искусали.
Я обречённо вылезла из кустов.
– Как вы меня заметили?
Феодора усмехнулась:
– Дышишь шумно, слышно за сто метров.
Я взглянула на неё и внутренне содрогнулась: «До чего же она уродлива».
– Вы не могли меня слышать.
– Ну хорошо, заметила твои шараханья. За кем следишь? Неужто за Матвеем? А зачем?
Я покосилась на старуху. «Потому, что ревную», – хотелось ей сказать, пусть посмеётся, но благоразумно промолчала.
– Молчишь. Что смотришь? Страшна на рожу-то? – Феодора переложила корзинку из одной руки в другую.
– Есть немного, – смутилась я, расчесывая зудящую кожу в местах укусов насекомых.
Бабка порылась в корзинке, достала какую-то травку.
– Разомни её и потри укусы. Зуд пройдет.
Я взяла незнакомое растение с сочными округлыми листьями и поникшей розеткой бледно-голубых мелких цветочков.
– Оно же грязное.
Феодора фыркнула.
Я посмотрела на руки в пыльных разводах. Действительно. Мне ли говорить о чистоте. Выдавив сок травы, натерла места укусов, куда смогла дотянуться. Зуд утих.
– Замечательная травка. Запомню. Как она называется?
– Научное название не знаю, а по-простому кровезатворница.
Я заглянула в корзинку и полюбопытствовала:
– А что вы ещё собрали?
Феодора прищурила глаза и сердито буркнула:
– Что надо, то и собрала. А ты, я вижу, добрых советов не слушаешь. Почему не уехала?
– Пока не найду убийцу сестры, не уеду.
«И что всем хочется меня отправить домой», – разозлилась я.
– У неубитых убийц не бывает. А вот над тобой, как дамоклов меч висит «чёрное облако» – это грозящая тебе опасность. И она всё ближе. – Старуха с интересом стала всматриваться во что-то над моей головой, а потом перевела взгляд на грудь. – Понятно. Теперь тебя отсюда не выгонишь. Любовь расцветает. Иш, каким цветком проклюнулась.
Я покраснела.
– Опять по лицу прочли?
– Да нет, по душе. Она у тебя поёт. Настоящее чувство к тебе пришло, но вот радость принесет или горе – не ведаю. Ты из счастливого рода. Любовь не ко всем является.
Я справилась со своей растерянностью. Любопытство взяло верх.
– А вам не видно, ответное чувство или нет?
– Не скажу, не хочу влиять на твоё решение, вдруг надумаешь уехать.
– Так нечестно. Ой, вы меня совсем запутали! Что вы сказали о моей сестре? Её никто не убивал, она погибла сама?
– Вроде не глупа, а тугодумка. С твоей сестрой всё просто: её нет среди мертвых. Не вижу этого.
Я почувствовала, как сердце пропустило удар, а потом заработало на манер отбойного молотка.
