Елена Чалова - Охота на купидона
– Да, – поддержал Марк. – Тут есть бассейн, корты, тренажерный зал…
– Прекрасный пленэр, – добавила тетя Рая.
Настя реветь передумала и, шмыгая носом, вопросительно смотрела на мать.
– Делайте что хотите! – Лана, чьи нервы еще не пришли в порядок после всего пережитого, развернулась и ушла из столовой, так и не позавтракав.Глава 9
– Ты не подруга, а чума, вечно приносишь какие-то неприятности, – мерзким голосом заявила Лизавета.
Она скучала. Ожидания, связанные с приездом подруги, не оправдались. Выяснилось, что Анастасия под домашним арестом и мама Циля безапелляционно заявила, что из дома девочки одни не выйдут. Только с ней, Цилей, или Настиными родителями. Но взрослым сейчас некогда, а потому: посидите пока, займитесь чем-нибудь. А чем заняться-то? Может, Лизу и не тянуло бы так на улицу, если бы не хорошая погода да не запрет. Настьке хорошо, она всегда при деле: карандаш достала, бумажку какую-никакую нашла и сидит рисует.
– Сама такая, – беззлобно отозвалась Анастасия. Она и правда рисовала: из инкрустированного столика, морской раковины, переливавшейся всеми оттенками розовой нежности и бронзовой статуэтки, получилась живописная натура, и Настя взялась за натюрморт. – Чего ты ноешь? Небось не скучнее, чем в кибуце.
– Ты кибуц не трогай! – вредно заявила Лиза, хотя сама десять минут назад ругала упомянутое заведение весьма творчески. Но то было десять минут назад. С тех пор новости кончились, и в комнате установилось молчание, нарушаемое шуршанием карандаша и приглушенными звуками боев, доносившихся из комнаты младшего брата.
– Настька, мне скучно! – взвыла Лизавета. – Это же уму непостижимо: предки опять во что-то вляпались, а мы тут сиди под домашним арестом!
Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. За окошком цвело пыльное московское лето. Детские площадки населены малышней, клумбы утыканы цветами (дорогостоящие забавы московского правительства, приносящие кое-кому немыслимые прибыли), солнце отражается от свежевымытых стекол машин и больно бьет по глазам. Но все же это лето, и провести его хотелось так, чтобы осенью не было мучительно больно за бесцельно потраченные каникулы.
– Настька! – Лиза развернулась и сердито уставилась на подругу.
Анастасия оторвалась от натюрморта, оглядела плотненькую фигуру Лизы, которая сейчас удивительно походила на маму Цилю: руки уперты в бока, темные волосы по плечам, грудь вперед и на лице выражение боевого слона. «Как-нибудь напишу с нее воительницу Зену», – подумала Настя. Однако сейчас подруга была не в том настроении, чтобы позировать, и девочка примирительно сказала:
– Раз мы с тобой не можем никуда пойти, давай позовем гостей сюда. Позвоним ребятам, узнаем, кто в городе, и устроим вечеринку.
– Вау, Наська, ты голова! – Лизину хандру как рукой сняло. – Пиццу закажем. Тебе какую?
– Все равно.
– Тогда одну с ветчиной и грибами, а другую – с курицей и ананасами. – Лиза мечтательно вздохнула. – Хоть пожрем по-человечески! А то мать со своей диетой меня достала… А как ты думаешь, по такой погоде мороженое они довезут?
– Лучше попросить кого-то из ребят купить по дороге… А кого позовем?
– Да всех, кого найдем! Давай сюда комп…
Циля вернулась домой после похода в группу поддержки худеющих по системе Tight-Knot и еще на лестнице (никаких лифтов!) услышала шум и гам, доносившиеся из квартиры. Сперва она решила, что сын опять включил игровую приставку на полную мощность. Однако, прислушавшись, Циля усомнилась, что битва с монстрами может проходить под песни Леди Гаги. Она торопливо повернула ключ, распахнула дверь и попятилась, оглушенная вырвавшимися на свободу децибелами.
Собственно, столь высокая слышимость объяснялась тем, что танцульки имели место непосредственно в холле, перед входной дверью. В остальной части квартиры вполне можно было находиться, не опасаясь за сохранность своих барабанных перепонок.
Миновав топчущихся на импровизированном танцполе подростков и от растерянности не реагируя на их приветствия, Циля бочком просочилась в собственную квартиру. Оську она нашла в кухне; ребенок счастливо резался в Minecraft и запивал пиццу спрайтом. Отобрав у сына вредные продукты, Циля рванула дальше, держась ближе к стене и напряженно прислушиваясь. Остальная компания нашлась в Лизиной комнате. Кто-то тихо играл на компе, девочки болтали, а великовозрастные обормоты, сдав Оське на растерзание ноутбук, азартно гоняли по полу радиоуправляемые машинки и роботов, сопровождая процесс ржанием и гиканьем.
– Лиза! – не без патетики возопила Циля, замирая в дверях монументом родительского гнева. – Это что такое?!
– Вечеринка, – сердито буркнула девочка, расстроенная появлением матери. – Хотя скорее утренник. До вечера мы бы просто не дожили: сдохли бы либо с голоду, либо со скуки.
– Здрасте!
– Добрый день!
– Здравствуйте, тетя Циля! – на разные голоса загомонили подростки.
Циля рассеянно отвечала на приветствия, а взгляд ее метался по комнате. Семь человек: трое ребят и четыре девчонки. Девчонки сидят на кровати, а мальчики на полу. Циля смотрела очень внимательно и даже принюхалась, однако ничего криминального не углядела: ни выпивки, ни сигарет, ни особой сексуальной активности. Юноши явно больше интересовались возможностями Оськиного технопарка, чем присутствующими девицами.
– Ну… – Циля отмерла и сделала неуверенный шаг назад. – Развлекайтесь тогда, а я… пойду цветы у тети Раи полью.
Через пару часов веселья Настя заскучала. Впрочем, очевидно было, что вечеринка-утренник приходит к своему завершению и компания уже жаждет свежего воздуха. Настя уединилась в ванной и позвонила своему преподавателю из художественной школы. Николай Арсенович был хороший учитель и человек неплохой, но скучала Настя не столько по нему, сколько по Максиму. Однако Николай Арсенович об этом не знал, звонку ученицы обрадовался и сразу стал спрашивать, успела ли Настя переложить свои впечатления на бумагу или холст. За глаза все ученики называли Николая Арсеновича Импрессионистом. Собственная его манера письма соответствовала скорее академизму, однако он часто повторял: «Впечатления, друзья мои! Впечатления – вот основа любого творчества, будь то писательство, музыка или живопись. Только impression дает нам пищу для самовыражения, единственно impression (с непередаваемым французским прононсом) дарит творческие порывы, исключительно Eindruck (лающий немецкий) делает возможным создание шедевров, impression (певучий итальянский) возносит на вершину… Впрочем, на вершину ведет тернистая тропа мастерства, а потому трудитесь, дети мои, чтобы вы могли облечь свои впечатления в достойную форму!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});