Филлис Уитни - Грозовая обитель

— Я бы хотела узнать о них, — быстро проговорила Камилла.

Мистер Помптон и Росс Грейнджер обменялись скептическими взглядами.

— Вы должны остаться, Грейнджер, — заявил мистер Помптон. — У вас есть обязательства перед Оррином Джаддом.

Росс взглянул на портрет, висевший над каминной полкой.

— Пожалуй, вы правы: мне нельзя уехать, не попытавшись помочь. По крайней мере, сейчас.

— Так вы остаетесь? — спросила Камилла, отметив про себя, что в се голосе прозвучал непрошеный оттенок мольбы.

Росс еще некоторое время поколебался, потом уступил.

— Хорошо. Останусь. Но не под этой крышей. Я переехал бы уже давно, если бы мистер Джадд не настаивал, чтобы я всегда был у него под рукой.

— Он оставил в ваше распоряжение комнаты над каретным сараем, — напомнил ему мистер Помптон. — Ведь это была взятка, не так ли? Дать вам то, что вы хотели, чтобы вы остались и помогли Камилле.

— Возможно, — усмехнулся Росс. — Хотя я не исключаю, что старик хотел также досадить Буту.

Камилла растерянно переводила взгляд с одного собеседника на другого.

— Не понимаю. Почему это должно досадить Буту?

— Там расположена студия мистера Хендрикса, — пояснил мистер Помптон. — В этих комнатах он упражняется в живописи.

Так вот куда ходил Бут, когда отлучался из дома.

Камилла попала в щекотливое положение; она пребывала в замешательстве, не зная, как из него выпутаться. Ей не хотелось ссориться с Бутом, выставив его из помещения, где он оборудовал себе мастерскую, в которой любил работать. В то же время она не могла себе позволить потерять Росса, а он, по-видимому, твердо решил воспользоваться посмертным даром Оррина Джадда.

— Надеюсь, это не такое уж срочное дело? — Камилла попыталась выиграть время. — Если вы немного подождете, я поговорю с Бутом и попробую его убедить найти другое место для работы.

Росс с сомнением приподнял брови, но не возражал против небольшой отсрочки. Мистер Помптон спешно собрал бумаги, подал еще один документ на подпись Камилле и удалился.

— Я пойду… распаковывать чемоданы, — объявил Росс.

Повинуясь внезапному импульсу, Камилла протянула ему руку.

— Спасибо, что согласились остаться. Я знаю, что вам этого не хотелось.

Росс холодно пожал ей руку и вышел из комнаты, не говоря ни слова.

Оставшись одна, Камилла стала размышлять, как быть с Бутом. Может быть, Летти, находившаяся с ним в дружеских отношениях, подскажет выход?

Камилла нашла тетю в саду, в глубине заднего двора. Летти стояла на коленях и, засучив рукава серого платья, голыми руками рыхлила землю, готовя почву для посадки. Так вот почему руки Летти ничем не напоминают бледные, холере руки сестры: они принадлежат труженице.

Большую часть работы Летти выполняла левой рукой; чтобы воспользоваться правой, ей приходилось наклоняться вперед всем телом. Засученный правый рукав обнажил скрюченную и иссохшую плоть. Подойдя поближе, Камилла с содроганием разглядела уродливый серповидный шрам на внутренней стороне предплечья.

В этот момент тетя услышала ее шаги. Склоненная голова с диадемой из кос поднялась навстречу племяннице, и Летти поспешила опустить правый рукав, чтобы прикрыть изуродованную, скрюченную руку. Этот жест показался Камилле автоматическим; в нем проявлялась не застарелая боль, а скорее превратившаяся в привычку потребность избавить окружающих от созерцания своего уродства, щадя их чувства. Летти встретила племянницу ласковой улыбкой.

— Весна — изумительная пора, — возбужденно проговорила она, радуясь, как девочка. — Запах земли, отогревающейся под лучами солнца, несет в себе надежду. Я почти физически ощущаю, как прорастают стебли и побеги.

Камилла засмеялась и села на плоский камень, лежавший на обочине дорожки.

— Куда ни посмотришь, везде молодая зелень, — заметила она. — Вы сажаете цветы, тетя Летти?

— Нет, травы. Цветы выращивает Тоби; прав, да, я тоже посадила ряд белых нарциссов, вон там. Но больше всего мне по сердцу мои маленькие друзья — травы. Взгляни на мать-и-мачеху: она уже цветет, потому что ничего не боится. Когда приближаются теплые дни, она растет почти так же быстро, как одуванчики; и она такая же ярко-желтая, со стелющимися по земле листьями.

Летти показала на свою любимицу пальцем и Камилла перевернула лист, изнанка которого оказалась белой и шерстистой. Наблюдая за тетей Летти, слушая се, Камилла все больше возмущалась злобными наветами Гортензии. Гелии этом доме кого-то и надо опасаться, то уж, конечно, не Летти.

— Они такие разные, эти травяные народцы, — продолжала тетя, оказавшаяся сегодня более разговорчивой, чем когда бы то ни было. — Листья шалфея бархатные, а у некоторых трав они сияют, как атлас; но листья могут быть и ноздреватыми, матовыми, и шершавыми. Конечно, эти растений не такие эффектные, как садовые цветы, и все же, когда цветут мои травы, сад преображается и становится похожим на карнавальную площадь. Ты сама в этом убедишься.

Ее помолодевшие, лучащиеся глаза доверчиво смотрели на Камиллу.

— Я рада, что ты решила остаться с нами дорогая. Сначала мне казалось, что единственный выход — это оставить дом в покое и дать ему разрушиться. Но, может быть, я ошибалась.

— Надеюсь, — сдержанно ответила Камилла.

— Конечно, ты не должна жить так, как жили мы. — Летти не отрывалась от работы, копая землю садовым совком. — То есть, замкнуто, общаясь только друг с другом, повернувшись спиной к Уэстклиффу и ко всем соседям. У Бута есть несколько друзей, с которыми он встречается вне дома, но этого недостаточно. Ты, если захочешь, можешь сделать дом открытым, как в дни нашей молодости, когда была жива Алтея.

Камилла, все еще сидя на камне, обхватила колени руками.

— Для этого еще многое предстоит сделать. К тому же мне до сих пор трудно поверить в то, что со мной произошло. Я к этому еще не привыкла. Вчера, перебирая вещи в своем сундучке, доставленном из Нью-Йорка, я поймала себя на мысли о том, удастся ли мне починить одежду, чтобы ее хватило еще на один сезон.

Камилла громко засмеялась, вспомнив о своем дурацком поведении. Тогда, стоя у сундучка, она впервые всерьез задумалась над этой проблемой и вдруг осознала, что может теперь позволить себе любую одежду, какую только пожелает. Эта мысль так ее поразила, что она, испытывая острую потребность в освобождении, скатала все свои старые пожитки в довольно объемистый тюк, чтобы пожертвовать его какой-нибудь благотворительной организации. Вследствие импульсного ребяческого жеста ей теперь не во что переодеться. Впрочем, это дело поправимое.