Анна Малышева - Вкус убийства

Девушка открыла холодильник и присела перед ним на корточки. Ее руки быстро доставали с полок сверточки, пакетики, кастрюльки… Но мысли были далеко и от холодильника, и от всего, что происходило с ней сейчас. Ей самой было странно, что она вдруг задумалась о брате. Девушке казалось, что все теплые отношения между ними давно оборваны. Осталась глухая ненависть, осталось отчаяние – почему он не может быть таким, какими бывают другие старшие братья? Заботливым, внимательным, вроде второго отца? Тем более, что отцу и самому уже нужна помощь, он вышел на пенсию… Жене становилось тошно при мысли, что она так обманута. Обман был длиною во всю ее жизнь – он начался в раннем детстве.

У старшего брата не было никаких обязанностей по дому, все должна была делать Женя. Потому что Юра учится! Юра уходил гулять или в гости к друзьям, а сестра помогала маме на кухне. Потому что помогать все равно нужно, а Юра не может. Он отдыхает после уроков. Позже в процесс воспитания вмешались деньги.

И это было самое худшее. Денег не то чтобы совсем не хватало… Их не хватало на двоих детей. Женя ощущала это особенно остро. У брата с возрастом появились фирменные тряпки, магнитофон, кассеты, несколько пар кроссовок, турпоездки на каникулах. У нее – почти ничего.

Однажды эта несправедливость так ее уязвила, что девочка решила выяснить отношения. Ответ, который дали родители, ее полностью успокоил.

Оказалось, что Юра все еще учится, скоро будет работать. И тогда он будет полностью обеспечивать сестру. Сейчас она должна чем-то пожертвовать ради брата. Но зато потом наступит его очередь. Он свято, клятвенно обещал заботиться о ней, когда станет зарабатывать.

…Женя вынула из холодильника все подчистую, открыла дверцу морозилки. Там было пусто. В наступившей тишине было слышно, как медленно капает стаявшая вода. На полу натекла небольшая лужица. Девушка поднялась с коленей – джинсы успели намокнуть. Она так задумалась, что ничего вокруг не замечала. Надо выключить холодильник.

Она повернула выключатель на передней панели, и лампочка погасла. В кухне стало совсем темно.

Жене было холодно – то ли надышалась ледяным воздухом из морозилки, то ли просто разволновалась Где-то в глубине квартиры тикали часы – как-то странно: то частили, то сбивались, а то и останавливались, будто чье-то сердце боролось со смертью упорно и безуспешно. «Надо найти эти часы, – машинально подумала девушка. – Они тоже пригодятся». Ей не хотелось включать свет. Из холодильника среди прочих продуктов Женя достала полбутылки сухою белого вина. И сейчас она нащупала бутылку на столе, зубами вынула пробку и прямо из горлышка сделала большой глоток. Но не согрелась, а еще больше замерзла. Медленно, прикрыв глаза, она пила вино, почти не ощущая его вкуса. Ей хотелось как-то себя оглушить, чтобы ни о чем не думать, ни о чем не жалеть.

«В конце концов, он ведь обманул меня. – Женя отняла от мокрых губ почти пустую бутылку. – И все эти вещи мои. Он все равно что украл их у меня. Он развлекался, распускал павлиний хвост перед своими богатыми дружками… А я работала уборщицей, лаборанткой, санитаркой в онкологии… У меня как будто украли молодость. Мне двадцать четыре, а я чувствую себя как сорокалетняя… Сорокалетняя неудачница!»

Ей хотелось напиться так, чтобы забыть обо всем.

Чтобы захотелось визжать по-поросячьи, по-детски.

Смеяться и говорить глупости. Но она не умела этого делать. В детстве ее быстро отучили от подобных привычек. «Детство он тоже у меня украл. Он всех обманул! И после этого все вещи должны достаться квартирной хозяйке за его же долги?! Ничего. Она-то не обеднеет!»

Где-то в недрах темной квартиры тихонько зазвонил телефон. Слабые-слабые, едва различимые звонки тоже были ей знакомы. Дома Юра всегда убавлял звук до минимума. Но телефон его раздражал меньше, чем дверной звонок. «Откуда все это пошло?»

Женя прикончила бутылку. Ей вдруг стало жарко.

Телефон продолжал звонить. Невидимый, чуть слышный в опечатанной квартире, где от жильца остались только пятна крови. Хватаясь в темноте за стену. Женя вышла в коридор. Она не чувствовала себя пьяной, хотя ноги держали плохо. Она шла, ориентируясь по звуку. Зажгла свет в спальне, с размаху упала на постель. Взяла трубку – телефон стоял на подушке.

– Что вы там делаете? – спросила ее какая-то женщина.

Она явно знала, о чем говорит. Женя молчала, дожидаясь следующих слов. В любую минуту, хоть сейчас, она могла бросить все и уйти отсюда. В это время все вывезенные вещи уже находятся в гараже, в Люблине, в огромном ГСК. И на территории этого гаражного кооператива, где все кирпичные клетушки для машин похожи как две капли воды, никто эти вещи не найдет.

– Я с вами говорю:

– настойчиво продолжала женщина. – Алло, не слышу, алло, это милиция?

Женя положила трубку. Скорее всего, хозяйка.

Ей кто-то донес, что в квартире горит свет. Вот, наверно, злится на милицию, что отобрали у нее ключи! Надо немедленно уходить. Она встала и погасила свет. Потом снова зажгла его, уже в коридоре.

Нужно было отпереть входные двери. Ключи! Где ее ключи? Она торопилась уже по-настоящему. В какой-то дикой спешке, почему-то не доверяя глазам, она осмотрела дверь, вешалку, столик под зеркалом.

В зеркале увидела себя и не узнала – какая-то желтая бледность, горящие глаза. «Да я в стельку пьяна!» Женя выпрямилась, опираясь о стену. Идиотка, напилась впервые в жизни. Где ключи? Без них не выйдешь. Не помог бы даже первый этаж – на окнах были решетки.

Телефон зазвонил снова, но она уже не собиралась брать трубку. Теперь Женя не видела смысла скрываться – ворвалась на кухню, зажгла свет, обшарила стол, холодильник, подоконник… Ее бросало из стороны в сторону, к горлу подступала дурнота. Она никогда не пила так много, и теперь это состояние было ей внове. Ключей нигде не оказалось. Девушка была настолько не уверена в себе, что осматривала все по два, по три раза, теряя время. И не переставая ругала себя за то, что напилась.

Она вбежала в большую комнату, зажгла свет и там. Здесь почти не осталось вещей. Только пара стульев, тумбочка из-под телевизора, старая, уже точно хозяйская. Да штатив со спущенной до самого пола широкой серой бумагой. И везде бурые пятна. На полу, на серой бумаге, на белой доске, где проступали обведенные углем контуры лежащего тела… Женя стояла посреди комнаты, как будто забыв, зачем сюда вошла. Ей вдруг показалось, что все это уже когда-то было. Пустая комната, мягкий свет оранжевых плафонов, нейтральный серый фон, на котором размазано нечто бурое… На этом фоне брат снимал многих своих моделей. Нейтральный цвет подходил практически всем. Для кого он развернул этот рулон в последний раз?