Энн Пэтчетт - Заложники

– Извините меня, – обратился он к ней. Он выбросил из головы юного террориста. Никогда в жизни он не подошел бы к ней по собственному почину. Никогда бы не нашел в себе мужества выразить ей свою собственную симпатию и соболезнования, точно так же как господин Осокава не нашел бы в себе мужества обратиться к ней напрямую, даже если бы его английский был превосходным. Но вместе они ощущали себя в этом мире вполне свободно: две половинки мужества, составляющие вместе одно храброе целое.

– Гэн! – сказала она. Потом грустно улыбнулась. Глаза ее все еще были заплаканными. Она встала с дивана и взяла его за руку. Из всех людей в комнате она твердо знала только его имя, и ей доставляло удовольствие произносить его вслух. – Гэн, спасибо вам за прежнее, за то, что вы их остановили.

– Я никого не останавливал, – покачал головой Гэн. Он очень удивился, услышав свое имя из ее уст. Удивился, как оно звучит. Удивился касанию ее руки.

– Ну как же, все бы пошло насмарку, если бы вы не оказались на месте и не перевели бы им вовремя все, что я сказала. Я бы тоже закричала, как та женщина раньше.

– Вы и так выразились совершенно ясно.

– Подумать только, они хотели в него стрелять! – Она отпустила его руку.

– Я рад, – начал было Гэн и остановился, соображая, чему в самом деле он может быть рад. – Я рад, что покой вашего друга не был нарушен. Я уверен, что очень скоро его переправят домой.

– Да, – сказала она.

Гэн и Роксана одновременно представили себе аккомпаниатора, возвращающегося домой: вот он живой сидит в самолете возле иллюминатора и смотрит на облака, клубящиеся над этой страной.

– Мой работодатель, господин Осокава, просил меня передать вам свои соболезнования. Он хотел, чтобы я вам сказал, что ваш аккомпаниатор был очень талантлив. Для нас большая честь услышать его игру.

Она кивнула.

– Он прав, это действительно так, – сказала она. – Кристоф был очень хорошим. Мне кажется, люди нечасто обращают внимание на концертмейстеров. Наверное, именно это хотел сказать ваш… работодатель. – Она раскрыла ладонь. – Он дал мне носовой платок. – Маленький белый флажок, реющий между ее пальцев. – Боюсь, что я его испачкала. Мне кажется, он вряд ли захочет получить его обратно в таком виде.

– Разумеется, он захочет, чтобы вы оставили его у себя.

– Скажите мне еще раз его имя.

– О-со-ка-ва.

– Осокава, – повторила она медленно. – Ведь это его день рождения мы тут отмечали?

– Да. Он чувствует себя ужасно виноватым из-за всего случившегося. У него очень развито чувство ответственности.

– За то, что это его день рождения?

– За то, что вы и ваш друг приехали сюда выступать. Он считает, что вы оказались в этой ловушке из-за него, и, может быть, ваш друг… – И снова Гэн остановился. Не имело смысла пускаться в такие долгие объяснения. Вблизи ее лицо казалось совсем юным, почти девичьим, с этими чистыми глазами и длинными волосами. Но Гэн знал, что она старше его по крайней мере лет на десять и что возраст ее приближается к сорока.

– Поблагодарите господина Осокаву от моего имени, – сказала она. Потом начала убирать с лица волосы и закалывать их оставшимися шпильками. – Что за черт! Как будто я так занята, что не могу поговорить с ним сама. Он говорит по-английски? Ах да! Ну, вы переведете. Вы среди нас единственный, у кого есть работа. А кстати, существуют ли на свете языки, на которых вы не говорите?

Гэн улыбнулся, представив себе длинный список языков, на которых он не говорил.

– На большинстве языков я не могу сказать ни слова, – ответил он.

Роксана Косс взяла его под руку, как будто почувствовала слабость, и они вместе проследовали через комнату. Нельзя упускать подобный случай! У нее был такой тяжелый день! Все мужчины в комнате замолкли, подняли головы и проводили их взглядом: молодой японский переводчик пересекает широкое пространство гостиной об руку со знаменитой певицей! Как странно и красиво выглядит ее рука на его рукаве, эти бледные пальцы, касающиеся его запястья!

Когда господин Осокава, который старался смотреть в другую сторону, понял, что Гэн ведет Роксану Косс прямо к нему, он почувствовал, что краснеет до самого ворота рубашки. Он вскочил на ноги и стал дожидаться их стоя.

– Господин Осокава, – сказала Роксана и протянула ему руку.

– Госпожа Косс, – ответил он и поклонился.

Роксана села на стул, господин Осокава занял соседний. Гэн придвинул к ним стул поменьше и уселся в ожидании.

– Гэн сказал, что вы чувствуете свою вину за все происходящее? – начала она.

Господин Осокава кивнул. Он говорил с ней с предельной откровенностью: так разговаривают люди, знакомые всю жизнь. Но что такое жизнь? Этот день? Этот вечер? Террористы перевели стрелки часов, и всякое понятие о времени исчезло. Лучше однажды набраться храбрости и высказать все честно, чем погибать от сознания вины, все туже затягивающего горло. Он рассказал ей, что отклонил множество приглашений, поступивших к нему из этой страны, но потом все же согласился, потому что ему сказали, что приедет она. Он рассказал ей, что никогда не имел планов устанавливать с этой страной экономическое сотрудничество. Он сказал, что всегда был большим поклонником ее таланта, и перечислил города, в которых видел ее на сцене. Наконец, он сказал, что в некоторой степени несет ответственность за смерть аккомпаниатора.

– Нет, – возразила она. – Нет-нет! Я пою в самых разных местах. Но очень редко соглашаюсь петь на частных приемах. Говоря по правде, у большинства людей просто нет на это денег. Но раньше я занималась этим часто. Я приехала сюда вовсе не из-за вашего дня рождения. При всем моем уважении к вам я даже не помнила, чей именно день рождения. Кроме того, насколько я понимаю, эти люди пришли сюда тоже не из-за вас: им нужен только президент.

– Да, но я был тем человеком, кто, так сказать, запустил механизм в действие, – настаивал господин Осокава.

– А я? – ответила она. – Я тоже хотела отказаться. И отказывалась множество раз, пока наконец они не предложили мне очень много денег. – Она наклонилась вперед, и, глядя на это, Гэн и господин Осокава тоже склонили свои головы. – Не поймите меня превратно. Я вполне способна чувствовать ответственность. Но то, что здесь произошло, лежит на совести многих. И вас я ни в чем не виню.

Если бы в этот момент террористы вдруг открыли настежь двери, выбросили вон свои ружья и отпустили на волю всех заложников, то и тогда бы господин Осокава не почувствовал такого облегчения, какое он ощутил, услышав, что Роксана Косс его прощает.

Несколько бойцов, держа в руках ящики, которые привез на каталке Месснер, раздавали присутствующим сандвичи, банки с содовой водой, герметически упакованные нарезанные пироги. Что-что, а голодная смерть, по всей видимости, им теперь не угрожает. Когда они взяли по сандвичу, парень вытряхнул перед ними целую горку, жестом предлагая взять еще. Быть может, из-за того, что они сидели вместе с Роксаной Косс?