Татьяна Устинова - На одном дыхании!

Старуха пропала.

Прохоров раздраженно пожал плечами, но все-таки свернул с МКАДа в сторону разлоговской дачи.

Замелькали елочки-березки, город моментально отступил, как и не было его. Глафира смотрела в окно, Прохоров молчал, и это продолжалось долго.

Она не выдержала первой.

– Андрей, не сердись ты так! Ну мне правда нужно домой! Ну очень нужно!

– Нет, я этого не понимаю, – он завелся моментально, как двигатель у хорошей машины. – Тебе по голове уже дали? Дали! Хорошо, что не убили! Там никого нет, даже собаки нет! Что ты будешь делать, если кто-нибудь опять… нагрянет?!

– Не нагрянет.

– Откуда ты знаешь?!

Глафира молчала, смотрела в окно на летящие березки-елочки, которые фары выхватывали из темноты. Прохоров быстро взглянул на нее и отвернулся.

…На самом деле ему просто необходимо было остаться одному, получить временную свободу, хоть на один вечер, именно потому он и вез ее сейчас на дачу! Конечно, хорошего в этом ничего нет, но он должен кое-что выяснить и изо всех сил надеялся, что за один вечер с ней ничего не случится. Хотя лучше бы, конечно, не рисковать, но ему правда очень нужна свобода!

Чертов Разлогов!.. Помер, и все запуталось.

– Андрей, все будет хорошо! Ну хочешь, я тебе буду звонить?

Вот звонить ему как раз не следовало бы, но Прохоров сказал мрачно:

– Хочу. И вообще!.. Я никуда не поеду. Останусь с тобой.

– В разлоговском доме? – помолчав, спросила Глафира, и что-то в ее голосе показалось Прохорову странным. – На разлоговской кровати?

– Прекрати.

– И ты тоже прекрати.

Она была совершенно уверена, что ей ни за что не удастся от него отвязаться, и теперь ее слегка удивляло, что… удалось. Побушевав немного, он как миленький повез ее в разлоговский дом, где на самом деле никого не было и где на нее было совершено «покушение».

Очень странное покушение, между прочим! За все дни, проведенные в квартире Андрея среди хрома, никеля, платины и палладия, обливаемая презрением кошки Дженнифер, Глафира ни разу не вспомнила про покушение, вот ведь какая штука! А вспомнить стоило бы. Вспомнить и подумать хорошенько. Она подумает и вспомнит, как только доберется до дома, а пока… Может быть, спросить?

– Андрей, а тогда, помнишь, ты звонил…

– Когда?

– Ну когда меня ударили. Ты ничего не слышал? Никаких посторонних звуков? Никто не сопел, не кашлял?

– Ты ненормальная.

– Не слышал?

– Не слышал! – заорал Прохоров. – Ничего я не слышал! Ты вдруг замолчала, и я подумал, что связь оборвалась! А когда перезвонил, ты трубку не взяла.

– Плохо, – серьезно сказала Глафира, и Прохоров посмотрел на нее с неудовольствием.

«Плохо» – так часто говорил Разлогов. Он говорил «плохо» в тех случаях, когда люди обычно говорят «хорошо».

Дорога повернула, пошли перелески погуще и потемнее, лес подступил к краю шоссейки почти вплотную, кое-где за ельником мелькали веселые желтые огни ближних дач, а потом опять темнота и черные конусы елок, силуэтами на фоне дальнего поля, неподвижные, суровые, охраняющие покой тех, кто прячется за ними, – и людей, и зверей…

Здесь всегда была пропасть лосей, и кабаны забредали. Однажды лосенок даже на участок зашел, это еще когда не было забора со стороны леса. Разлогов прибежал за Глафирой на кухню, велел не топать, и она, как была, в носках, осторожно покралась за ним по дорожке и увидела! Лосенок, трогательный, худой, большегубый, с шишастыми коленками, стоял совсем близко, смотрел удивленно. «Мать где-то рядом ходит, – одними губами почти беззвучно на ухо Глафире выговорил Разлогов. – Не шуми». Притаившись, они смотрели долго, и лосенок смотрел, вздыхал, принимался жевать веточку, отвлекался на нее, а потом вдруг опять о них вспоминал, вскидывал голову и уставлялся не моргая. Потом в чаще затрещало, закачались тоненькие верхушки березок, и за деревьями прошло что-то большое, темное. Лосенок сорвался с места и пропал с глаз, как его и не было! Разлогов обернулся к Глафире, глаза у него сияли. «Здорово?» – спросил он таким тоном, будто он придумал и лосенка, и лосиху, и тоненькие березки, и лес, и вообще всю жизнь и теперь требовал подтверждения, что придумал хорошо!..

Впрочем, отчасти так оно и было, он эту жизнь себе придумал. Никому, кроме Разлогова, не пришло в голову покупать землю так далеко от Москвы и, считай, в лесу! Чтобы успеть на работу, вставать приходилось в шесть, и поблизости не было ничего, столь необходимого «современному цивилизованному человеку», – ни супермаркетов, ни заправок, ни ресторанов, ни элитного клуба «Дача» «только для своих»! И «своих» никого не было. Все «свои» пребывали в поселках «закрытого типа» – вот шлагбаум, вот асфальт, вот заборы, заборы, заборы, из-за заборов видны только крыши, крыши, крыши. Одним словом, красота-красотища!

Земля в лесу мало того что была неудобна, но еще и стоила бешеных денег, и к земле прилагался примерно миллион разнообразных обязательств, которые Разлогов на себя брал. Например, содержать близлежащий лес в порядке, для чего следовало нанять лесника и организовать вывоз мусора. Разлогов нанимал и организовывал. Следом за ним «в дикую природу» потянулась еще пара-тройка ненормальных – колбасный магнат, построившийся напротив, книжный король, построившийся наискосок, и странная личность без определенных занятий с женой и малюткой, построившаяся в отдалении. Колбасный магнат вычистил речку, книжный король засеял дальние и ближние поля клевером и гречихой, а личность без определенных занятий переоборудовала брошенную ферму в конюшню, завела лошадей и проложила дорогу. Разлогов пошел «смотреть лошадей», вернулся в два часа ночи совершенно пьяный, растолкал Глафиру, изложил ей, в каких сказочных условиях содержатся лошади, которых хозяин – личность без определенных занятий – выкупил у разорившегося фермера, когда и лошади, и фермер уже пухли с голоду. Зато теперь у них – у лошадей, в смысле, – такие стойла, что он сам бы в них жил – Разлогов, в смысле. И в субботу мы с тобой туда поедем, и я тебе все покажу. Тебе понравится.

Глафира таращила сонные глаза, соглашалась и кивала, потом заставила его выпить две таблетки аспирина и уложила спать.

Утром выяснилось, что личность без определенных занятий, содержащая конюшню, – Дмитрий Белоключевский, бывший хозяин нефтяной империи «Черное золото», бывший олигарх, бывший вершитель человеческих судеб, отсидевший срок и, по слухам, выторговавший жизнь в обмен на молчание и собственное неучастие ни в каких делах, ни в политике, ни в бизнесе.

Соседи, таким образом, подобрались простые, бесхитростные и все как один «любящие природу». За эти годы их усилиями в лес стали возвращаться звери, в речке завелась рыба, в поле загудели пчелы, лесники, дюжие дядьки с карабинами, повывели браконьеров, а глава местной администрации справил себе машину «Ауди», а на оставшиеся от машины деньги организовал хор из местных старух и теперь возил их в Москву на конкурсы. Автобус для старух, скинувшись, купили все те же простые и бесхитростные «любители природы»…