Татьяна Лисицына - Подсказка из прошлого (СИ)
Я нахмурилась. Все это, конечно, интересно.
— Ну а еще раньше, — спросила я тихо. — До моего рождения. Когда я была…
Я остановилась и смущенно посмотрела на Эмиля.
— Конечно. Это нормально. Расскажи, что тебя беспокоит, чтобы я знал, как провести сеанс.
Я все еще смотрела на него, за спиной зашипел убежавший кофе. Сейчас или никогда.
— Думаю, раньше я была Фаиной Гурьевой. И ты прав, все не случайно. Мне все время кажется, что и этот дом-музей Конькова, и дедушка Андрея играли какую-то роль в моей той жизни. — я вымученно посмотрела на Эмиля. — Он снился мне по ночам. Только недавно перестал. После того, как у нас с Андреем… — я замолчала, молясь про себя, чтобы Эмиль не посчитал меня сумасшедшей.
— Все это нормально, Лиза. Успокойся. Если ты готова встретиться со своим прошлым, то я помогу тебе. Ты очень смелый человек.
— Нет, я трусиха! Я боялась в это верить. Всегда считала, что после смерти ничего нет. Но тогда зачем я здесь? Почему мне все знакомо? Это дежавю сводит меня с ума.
Эмиль занялся кофе, пока я в прострации сидела за столом.
— Ты справишься, — наконец, сказал он, разливая кофе. — Не все могут так хорошо возвращаться в прошлое, как ты. У тебя открытая память. Уверен, ты во всем разберешься. У тебя уже есть опыт. Как видишь, это не страшно. Ты все делаешь сама. Я нужен лишь, чтобы не дать тебе сбиться с пути.
Мы вернулись в комнату и снова устроились друг против друга. Я закрыла глаза и услышала спокойный голос Эмиля:
— Когда я сосчитаю от одного до пяти, вы вернетесь в то время, когда были Фаиной Гурьевой. Вы там? Рассказывайте, что происходит.
Глава 25
Я возвращалась домой от подруги, у которой гостила три дня, с каким-то неприятным чувством страха. Впрочем, в это сложное время все казались сбитыми с толку и напуганными. Все разговоры были о том, как безопасно переправить свои капиталы за границу, как уцелеть и не оказаться на Лубянке. Об этом же думали мои родители, торопившиеся выехать. И только я совершенно не знала, что мне делать. Мой любимый оказался от всех нас по другую сторону. Он открыто перешел на сторону большевиков, пойдя на полный разрыв со своей семьей, которая в это время уже выехала в Париж.
Меня встретила тишина, когда я решилась позвонить. Это показалось странным. Наша служанка Марфа всегда быстро открывала дверь. Я постучала, но ответа снова не было. Прошло какое-то время, прежде чем мне пришла в голову мысль просто толкнуть дверь.
Беспорядок, нет, разруха, которая встретила меня в холле, чуть не заставила мое сердце выпрыгнуть из груди. В ужасе я ходила по нашему особняку, наблюдая вывороченные ящики, разбитую мебель, сорванные со стен испорченные картины. Но больше всего меня потрясло то, что рояль, который отец привез из Германии, стоял с оторванной крышкой. Некоторые клавиши были выворочены, струны порваны. И то, что любимый нашей семьей инструмент, за которым прошло множество музыкальных вечеров, восстановлению не подлежит, не вызывало сомнений. Варвары! Да как они могли? Я бережно погладила уцелевшие клавиши, и мой старый друг отозвался стоном. Слезы хлынули из глаз, застилая мою прошлую жизнь, казавшуюся до этого дня такой легкой и прекрасной.
Откуда-то раздались тихие шаги. Повернулась: ведь я обошла весь дом и никого не видела. Но эта оказалась Марфа.
— Фаиночка! — старая женщина, прежде чем я сообразила, в чем дело, бросилась к моим ногам, покрывая мои руки поцелуями, смешанными со слезами. Через ее рыдания не удавалось ничего понять.
Я опустилась с ней на колени и обняла ее. Как в бреду, она произносила мое имя. Страх сковал горло, я боялась спросить о родителях. Немного успокоившись, Марфа все рассказала.
Они пришли, когда все спали. Подняли родителей с постели, заставили одеться. Требовали денег, драгоценностей. Когда мой отец сказал, что уже все отдали, начали ломать мебель. Искали самостоятельно. Потом, даже не дав им собраться, посадили в машину и увезли. Марфу не тронули. Слуги их не интересовали.
— Тебе надо бежать отсюда, Фанечка, — добавила она. — Это счастье, что тебя не оказалось дома. Но они вернутся за тобой.
— Но я должна пойти на Лубянку, узнать, что с родителями. Неужели ты думаешь, что я смогу уехать без них?
Марфа снова заплакала. Потом вытерла слезы фартуком и быстро-быстро заговорила.
— Спасай себя. Ты ничем не можешь им помочь. Когда мы остались с твоей мамой на минутку вдвоем, она успела мне шепнуть, чтобы ты шла к Возниковым. Они помогут тебе выехать из страны.
— Но я не могу бросить папу с мамой! И… Степана, — расплакалась я. — Я сейчас пойду к нему и все выясню. Может быть, это недоразумение, и их сегодня же отпустят.
Марфа покачала головой и встала.
— Считай, что я передала тебе волю матери. А решать тебе.
Марфа, причитая что-то себе под нос, оставила меня. Не знаю, сколько я просидела, оглушенная горем. Даже не могла плакать. Потом, вспомнив о тайнике, вышла в наш небольшой сад. Здесь все казалось прежним. Все также изгибалась в танце фигурка девушки над фонтаном. Зеленел аккуратно подстриженный кустарник, яркими пятнами пестрели цветы на клумбе. Я хорошо помнила место, где мы с мамой закопали наши фамильные драгоценности. Сейчас, если я собираюсь покинуть этот дом, нужно забрать их с собой. Маленькая шкатулка поместилась в сумке. Я попрощалась с Марфой и пошла к Степану. К единственному человеку, от которого теперь зависела моя судьба. Если Степан согласится, мы уедем из России вместе.
— Пойми, Фанечка, я не могу уехать! — Степан сжимал мои холодные руки. — Я принял решение остаться. Россия — моя страна. Ты не представляешь, как хорошо мы заживем. Не будет ни богатых, ни бедных. Все люди равны. Неужели ты не стыдилась, что когда ты развлекалась, другие гнули спину, чтобы ты могла это делать?
— Революция разрушила наш мир. Раньше ты любил меня, а теперь…
— Я и сейчас люблю тебя. Сейчас личное отошло на задний план. Мне нравятся мои новые друзья. И то, как мы все вместе построим новое будущее. Ты можешь присоединиться к нам. Только для этого ты должна измениться. Читать другие книги, понять, наконец, что происходит. Перестать думать только о себе и о платьях.
Сердце упало куда-то вниз, и так и осталось там. Я не могла с ним спорить. На что я надеялась? Если он смог разорвать отношения со своей семьей, так же легко он выбросит меня из своей жизни. Революция и новый мир для него важнее. Я еще больше убедилась в этом, когда к нему пришли его новые товарищи, с которыми он с упоением начал обсуждать то, что я не хотела слышать. Я, так и не приняв участия в беседе, удалилась из гостиной. Меня никто не удерживал, я спряталась в кабинете, чтобы выплакаться.
Что мне делать? Без Степана моя жизнь кончена.
Внезапно я вспомнила о драгоценностях. Если Степан останется, я не пойду к Возниковым и не уеду за границу. Пусть будет, что будет. Я останусь здесь со Степаном.
Я спустилась в сад, сжимая в руке большой нож, который прихватила из кухни. Огляделась. Моросил мелкий дождь, и у меня не было лопаты, чтобы закопать шкатулку достаточно глубоко в саду. Обходя дом, я нашла дверь в подвал. На мое счастье, она оказалась незапертой. Расковыряла землю, спрятав шкатулку в углу. В том месте, где наверху, по моим предположениям, находился кабинет. Тщательно разровняла, бросила на это место какие-то старые вещи. Огляделась. Потом мне пришло в голову нарисовать план подвала и где-нибудь спрятать. На крайний случай. Вдруг я не смогу сама показать это место. Когда я ходила с уже нарисованным планом, вспомнила о случайно отошедшей плитке в камине. Место это мы обнаружили с Сергеем. Он тогда сказал, что здесь можно что-нибудь спрятать, а я пошутила, что только любовное письмо.
Я все еще сидела перед камином, когда ко мне пришел Степан. Он сказал, что попросил своего товарища узнать о моих родителях. И вообще, он уверен, что это ошибка. Я сказала ему, что останусь с ним и только схожу домой за вещами. Он обрадовался, протянул ко мне руки и сказал: «Иди ко мне. Я буду ждать тебя».
Глава 26
— Возвращайся в настоящее время, — услышала я голос Эмиля, показавшийся мне чужим. Я открыла глаза и в прострации огляделась.
— Назовите свое имя, — попросил Эмиль.
— Фаи… Нет. Элоиза, — я рассмеялась, почувствовав, как медленно возвращается память. Какая-то часть внимания запоздала и все еще была в прошлом. Я одновременно и Фаина, и Элоиза Петушинская. Можно смеяться и не верить, но я, наконец, пребывала в полном убеждении, что вся история случилась на самом деле. И только это мое новое знание имело значение.
Я почувствовала огромную благодарность к Эмилю за то, что он помог мне пережить это удивительное, не побоюсь этого слова, приключение. Недостающие куски мозаики из прошлой жизни, сводящие меня с ума, встали на место, и я, наконец, осознала, почему мне все время снился один и тот же сон. Степан протягивал ко мне руки и говорил: «Иди ко мне». И я послушно шла через годы и жизни. Он ждал меня, и наша игра до сих пор была не закончена. Фаина погибла, и он, обвиняя себя в этом, подсознательно продолжал удерживать меня рядом.