На сети - Ирина Ингрин
Дорога наша шла через главную улицу. Здесь стояли самые обстоятельные дома, было и подобие игровой площадки. Мы с новоиспеченным братом устроились на качелях и, верные обоюдной антипатии, молчали.
– Тащтан тупанче пирен щине, – бормотал еле слышно мальчик.
Он был еще по-детски пухлым, с русыми волнистыми волосами.
Моя мама была русской, таковой я считала и себя. Но отец, как мельком я слышала от бабушки, был чувашом. Безработный и безответственный, пару недель покутивший с моей матерью, он исчез однажды утром, как кот, взятый с улицы, который при первой же возможности убежал вновь на волю. Этот язык напоминал мне о нем, и мне это не нравилось.
– Если хочешь говорить, лучше скажи на русском, – недовольно тряхнула я головой.
Сергей фыркнул. Он усердно пытался раскачаться быстрее и выше меня. Я старалась не обращать на это внимания. Напротив качелей стоял двухэтажный особняк, один из самых красивых, что я видела в жизни: с резными воротами и литым узорным забором, за которым виднелась аккуратно постриженная лужайка с лежаками, а со второго этажа дома нависал козырьком большой балкон. В этот момент к особняку подъехал блестящий внедорожник, идеально черный, как казалось, без единой пылинки на нем. Я замерла, потому что не видела ранее ничего подобного, замедлился и Сергей.
Из машины показался крупный мужчина, должно быть, шофер, а из дома на улицу вышло целое семейство. Мое внимание сразу привлек самый юный из них. Сейчас смешно вспоминать его худощавым подростком, но тогда весь его вид взбудоражил мой неокрепший ум. Темноволосый, с колючим взглядом черных глаз, острыми скулами, озорной улыбкой. Ему было почти шестнадцать, и на меня, чумазую малолетку в дырявом свитере, он даже не взглянул. Что ж, в тот самый миг я подсела на этот его непреднамеренный крючок: с детства получавшая вместо любви лишь безразличие, я часто путала эти понятия.
Зато Сергею мальчик кивнул. Потом шофер открыл им двери, члены семьи разместились в машине, и та, быстро набрав скорость, скрылась за поворотом.
Впервые с момента приезда что-то действительно заинтересовало меня, я отвлеклась, рой мыслей в голове не давал сосредоточиться. Кто он? Что скрывается за его улыбкой? О ком или о чем он думает, что подумал обо мне?
Рядом послышался смешок.
– Ну и ну, ты чего, втюрилась?
Новоявленный братец начинал раздражать. Я посмотрела на него зло, но ничего не ответила. Оттолкнулась ногами от земли, снова раскачивая качели и продолжая разглядывать этот удивительный дом напротив.
– С виду они кажутся интересными, но от таких людей лучше держаться подальше, особенно от Тимура.
– Не понимаю, о чем ты, – громко ответила я. Мне и вправду мешали его слушать ветер в ушах и рой мыслей в голове. Но я услышала имя – Тимур. Ему подходит.
Мы вернулись домой под вечер, уже стемнело. Было поздно, но моя новая мать в тот первый день не сильно беспокоила меня.
– Я постелила тебе в дальней комнате, – ей было неловко общаться со мной, ведь мы обе еще не свыклись с тем, кем являемся друг для друга отныне. Резал слух ее чувашский акцент, но она с того самого первого дня и впредь всегда старалась говорить со мной исключительно на русском. – Шифоньеру кровати тоже будет твоим, разложи вещи из своего рюкзака по полкам. Но сначала помойте с Сергеем ноги, небось ходили на площадку, а там повсюду песок. И турах с хлебом на столе – для вас.
Мы наперегонки стали разливать теплую воду из бидона в тазик, каждый хотел поскорее разобраться с мытьем ног и перейти к лакомству. Но невиданная роскошь в виде хлеба в тот вечер стала для меня неожиданно болезненной: когда получаешь нечто хорошее, у тебя появляется то, с чем можно сравнить прошлое. Ад, в котором я жила ранее, сейчас же начал вылезать изо всех щелей, как ни тщательно я скрывала его от себя самой.
В тот первый вечеря долго не могла уснуть: пружины старой кровати жалобно скрипели, им вторил деревянный пол, отвлекая от сна еще сильней. Новый дом пугал: каждый шорох, каждый запах в нем напоминал – эти люди мне чужие.
Я мысленно просила помощи у бабушки, может, она поддержит меня с небес. Как бы я хотела, чтоб она была там счастлива. По щекам текли горячие слезы, но вскоре сон незаметно подкрался и убаюкал меня до утра.
Глава 2
Наш поселок не зря считался одним из самых опасных. Все знали, что по ночам поодиночке из дома лучше не выходить. Ограбления, пьяные разборки, нападения. В поселке ходят компаниями – одна подозрительнее другой, разъезжают шумно на машинах и мотоциклах. По вечерам здесь не встретишь патруль, и потому соседние районы побаиваются потерявших страх поселковых. Но своих здесь не тронут.
Узнала я об этом, когда рассказала в свой первый учебный день в новой школе, где живу. В классе сразу послышались вздохи неодобрения.
– Я недавно переехала туда, – лепетала я, словно оправдываясь и пытаясь доказать свою порядочность.
Но дух поселковых очень скоро перешел и ко мне. Через весьма непродолжительное время я научилась давать любому, кто меня тронет, сдачу – словесную, а бывало, и с применением силы.
Директор звонила опекунам, те, в свою очередь, орали на меня. Но сделать со мной уже ничего не могли: я легко пропускала мимо ушей крики и ругань, отвлекаясь на свои мысли – дар, благодаря которому и выживала.
Осень из золотой и яркой поры вскоре превратилась в серое, грязное, непонятное время года. Зима не спешила наступать: неделями стоял туман, очень рано темнело. Гулять я теперь могла недолго – лишь короткое время по дороге из школы домой. Школу же будоражили слухи: шептались, что в роще кого-то изнасиловали. Сергей был в курсе подобных разговоров, но предпочитал не обсуждать эту тему со мной, обзывая малявкой. Это было долгое и
