Сьюзан Ховач - Дьявольская секта

Она взяла руку Николы и принялась изучать ее. Потом отпустила, храня молчание.

— Ну? — внезапно испугавшись, произнесла Никола.

— Теперь покажи правую.

Снова в беседе возникла пауза. Лицо Марис было непроницаемым. Неужели линия жизни рано обрывается? — подумала Никола.

— Хм, — произнесла Марис. — Вероятно, тебе известно, что на левой руке отражен твой потенциал. Правая показывает, насколько ты его реализуешь.

— Думаю, мне еще не удалось значительно преуспеть в этом, — Никола попыталась придать голосу легкомысленное звучание.

— Да, ты еще не реализовала свои возможности. — Марис задумчиво посмотрела на свое рагу. — Ты — страстная личность, — произнесла она наконец. — Однако стараешься скрывать свои эмоции. Возможно, Эван на сегодняшний день — твоя самая сильная любовь, но она — не последняя в твоей жизни. Определенно не последняя. Это убеждает меня в том, что предсказание, сделанное на основе моего сна, сбудется — ты забудешь Эвана и полюбишь другого человека.

Никола почувствовала, что Марис что-то недоговаривает.

— Это плохая новость? — робко спросила девушка.

— Нет, нет, — Марис пожала плечами. — Необязательно. Возможно, да. Кто знает? Это будет зависеть от многого. Скажи мне, Ники, тебе нравятся брюнеты?

— Брюнеты?

— Да, мужчины с темными волосами и глазами.

— Обычно нет.

Она с болью вспомнила рыжие волосы Эвана.

— Отлично, дорогая, — Марис с облегчением улыбнулась. — В таком случае тебе не о чем беспокоиться. Как твой эскалоп? Здесь хорошо готовят в отличие от многих французских ресторанов, хозяева которых полагают, будто можно скрыть низкое качество мяса, вымочив его в дешевом вине... Ты должна когда-нибудь посетить мой ресторан! Тебе нравится венгерская кухня? Отлично! Когда ты влюбишься в этого замечательного нового мужчину, приведи его в мой ресторан, и я угощу вас лучшим обедом, на который способны мои повара.

— С удовольствием — если я встречу его. Спасибо, Марис.

— Конечно, встретишь! Разве я тебе этого не обещала? Скоро ты забудешь о существовании Эвана и захочешь, чтобы он навсегда остался в своей Африке.

Николу снова охватил ее обычный скептицизм. Расставшись с Марис после ленча, она с прежней тоской попыталась представить, что сейчас делает Эван. Думал ли он иногда о ней?

III

Эван Колвин трудился в далеком уголке Африки, находившемся под французским влиянием и почти не тронутом современной цивилизацией. В тот день, когда Никола ела ленч с Марис в Лондоне, он развернул свой передвижной медпункт в одном из первобытных селений; он делал инъекции и назначал лекарства, которыми Всемирная организация здравоохранения снабжала несчастных жителей отсталых стран. Обитатели деревни не были обязаны платить Эвану, но он обычно возвращался к себе домой, в столицу, с несколькими цыплятами, которых ему подносили благодарные пациенты. Медсестра, помогавшая ему во время поездок, терпеливая немногословная француженка по имени Женевьева, видела в цыплятах источник инфекции, но Эван не хотел оскорблять людей своей брезгливостью.

В этот день женщина, ребенок которой страдал заболеванием глаз, весьма распространенным в этой части Африки, преподнесла ему презент иного рода — изящные резные бусы. На своем ломаном французском, который даже Женевьева понимала с трудом, женщина сказала, что это подарок для его жены.

— Но у меня нет жены, — сказал Эван на своем парижском французском с английским акцентом, и Женевьеве пришлось повторить его слова — туземка не поняла доктора.

Женщина сказала, что в таком случае бусы получит его будущая жена — несомненно, когда-нибудь он женится.

— Большое спасибо, — поблагодарил ее Эван, стараясь не думать о Николе. — Это очень красивые бусы. Я буду беречь их.

К нему зашел следующий пациент. Затем еще один. Было очень жарко. Эван чувствовал, что рубашка прилипла к спине, пот делал его волосы более темными; он с тоской вспомнил морской ветерок, что дул в поместье его отца, мелкий дождь, сыпавший с бледного северного неба, морозы, слякоть и снега родного края, удаленного от экватора.

Пора возвращаться домой, понял он. Скоро истечет срок контракта, который он подписал с Всемирной организацией здравоохранения, и перед ним встанет выбор: остаться в Африке на второй год или вернуться в Англию, где Эвана ждала необходимость принятия решения относительно своего будущего. Год добровольного изгнания помог ему понять, что он не хочет остаться здесь навсегда; по возвращении на родину он найдет работу в одной из больниц или займется частной практикой. Снижение заработной платы врачей в Англии перед отъездом Эвана в Африку заставило его задуматься о возможности эмиграции в Штаты, но пока его отец был жив, а сестра оставалась инвалидом, он не мог поддаться этому соблазну. Африка стала компромиссом между исполнением долга перед родными и желанием уехать за границу. Одно дело — провести год в Африке, и совсем иное — всю жизнь в Штатах. Он мог, не кривя душой, сказать, что эта работа позволит ему приобрести ценный опыт в области тропической медицины; Эван знал, что семья легче перенесет его отсутствие, зная о временном характере этого назначения. Африка покажет, насколько легко он может адаптироваться в новом окружении, и поможет принять правильное решение насчет будущего. Перед отъездом из Англии в душе Эвана царило смятение.

— Я не знаю, чего я хочу, — признался он Николе. — Я должен уехать и обдумать это.

Теперь он понимал, что Никола хотела выйти за него замуж. По этому вопросу в душе Эвана не было ясности, как и по другим. Женившись на Николе, он должен был бы принять решение насчет своего будущего, а в тот момент он не мог это сделать. Отец Эвана хотел, чтобы сын женился на Николе; само одобрение отцом этого шага удерживало Эвана от его осуществления. Эван был привязан к Англии главным образом из-за отца. Конечно, отец хотел, чтобы он женился на Николе! Женился, остепенился, пустил корни, выбросил из головы мысли об эмиграции...

— Я действительно люблю тебя, — сказал он тогда Николе, — но я не могу жениться. Меня ждет работа в Африке.

— Если бы ты любил меня, — сказала Никола, — ты бы и не думал о поездке в Африку.

— Это женский взгляд на жизнь.

— Ты хочешь сказать, романтическая чушь.

— Ради бога, Ники...

Эван нахмурился. Лучше не думать о Николе. Он может думать об Англии, о своем доме в Уэльсе, потому что скоро ему представится возможность избавиться от чувства ностальгии, но вспоминать Николу не стоило. Она, верно, уже нашла себе кого-то. С Николой все было кончено, думать о ней бессмысленно.