Индира Макдауэлл - Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви

Эдвард, передавая пригласительный, заметил, что выставка бриллиантов не самое тяжелое испытание. Как сказать…

Что надеть? В чем вообще ходят на выставки алмазов, да еще и с участием королевы? Конечно, в бриллиантах. Но у меня их нет, никогда не было и не будет, не мое это. И единственное вечернее платье, которое мы покупали с Джоном, на вешалке смотрится куда лучше, чем на мне.

Клиническая смерть слишком жестокая диета. Как говорит Эдвард Ричардсон, от меня остались кожа, кости и горящий взгляд. Но платье нельзя надеть не только из-за худобы. Оно декольтированное, а я теперь ношу все закрытое до подбородка. Рубцу, оставшемуся после операции, мог бы позавидовать Франкенштейн, на меня в декольте без слез не глянешь.

А раз так… Я заглядываю в билет. Форма одежды не обозначена, значит, бриллианты и вечернее платье необязательны. Не сдержавшись, швыряю платье в угол шкафа, но потом достаю и, тщательно расправив, вешаю на видном месте снаружи – пусть висит напоминанием о моих упущенных возможностях. Если бы это был только отказ от декольте…

В то время, как я натягивала тонкий бадлон со стойкой, зазвонил телефон. Это Эдвард.

– Надеюсь, ты уже собираешься?

– Да.

– Прислать машину?

– Доберусь на метро. Это проще, чем искать парковку у выставки. – Вторая фраза – попытка смягчить резкий тон первой.

– Ладно, – бурчит Ричардсон. – Будь осторожна, Джейн.

Чего это он?

Я фыркаю:

– Клянусь!

Рука скользнула к левому боку – до сих пор машинально проверяю кобуру своего «Зиг Зауэра». Там пусто, пистолет с одиннадцатью оставшимися в магазине особо мощными патронами 9х19 мм «парабеллум» под замком в оружейном сейфе. Из-за двенадцатого использованного у меня отобрали пистолет и возвращать не намерены, запрещено даже самой купить какой-нибудь крошечный «Глок» для дамской сумочки. Так психологи заботятся о моем здоровье, не понимая, что для меня было бы лучше просто вернуться к прежней жизни и работе.

«Зауэра» нет… кобуры нет… А я есть?

А вот черта с два! Я есть.

Не вернут на службу – стану частным детективом. Нельзя же списывать человека со счетов только потому, что у него был разрыв сердца. Пересадили ведь донорское.

От этого злого решения почему-то становится легче, хотя я прекрасно понимаю, что и частному детективу на владение оружием нужно разрешение.

Никуда я не уйду, и думать об этом некогда, мне пора в Букингемский дворец – любоваться бриллиантами.

Все мои куртки достаточно просторны, чтобы скрыть наплечную кобуру, потому в них нынешняя худоба либо не слишком заметна, либо, наоборот, бросается в глаза. Поколебавшись несколько секунд, я выбираю светлую из тонкой кожи. Очень демократично – идти на мероприятие с участием королевы в кожаной курточке и брюках.

Но мне наплевать. Меня не интересуют драгоценности, те, с кем я борюсь многие годы, торгуют оружием, а не бриллиантами. И на выставку меня ведет желание встретиться не с загадочным алмазом, а с нашим новым министром.

Переходя из Национальной службы криминальной разведки (National Criminal Intelligence Service) во вновь созданное SOCA – Агентство по борьбе с особо опасной организованной преступностью, Ричардсон взял меня с собой.

Наше агентство терпеть не могут все – от МИ5 до конной полиции, откровенно считая нахлебниками. Это простая зависть, ведь SOCA хоть и сидит на бюджете министерства внутренних дел, ему фактически не подчиняется. Мы не носим форму, к тому же мы неприкасаемые – нас не имеют права проверять констебли без особых полномочий.

С образованием нового министерства национальной безопасности положение изменилось, для SOCA даже к лучшему – прав, как и обязанностей, прибавилось. Но главное – новый министр Элизабет Форсайт, дама весьма решительная и даже боевая в прямом смысле слова. Она лейтенант Викторианского ордена, получила Викторианский Крест за боевые заслуги во время операции в Ираке!

От V. C. Элизабет Форсайт я и должна добиться своего возвращения в строй. Ее боевой опыт внушает надежду, что это удастся.

Мир определенно сошел с ума, ажиотаж вокруг выставки такой, словно это последние бриллианты, которые сможет увидеть человечество.

Броская реклама встречает еще под землей, рядом с красно-синим знаком станции метро «Грин-парк», следующее напоминание о трех алмазах у выхода из станции и дальше множится в обе стороны по Пиккадилли сколько хватает глаз, словно отражение в поставленных друг напротив друга зеркалах. На бигбордах, баннерах, в витринах, повсюду взгляд натыкается на изображения мавзолея Тадж-Махал и на его фоне бриллианта необычной огранки. Это гвоздь программы – алмаз, названный в честь восьмого чуда света «Тадж-Махалом».

Сентябрь в Лондоне почти всегда хорош – тепло, сухо, безветренно.

Но вместо того, чтобы наслаждаться последними теплыми деньками в парках и садах, лондонцы и гости столицы толпятся у Букингемского дворца. Кто-то в надежде все же попасть на выставку, хотя ВВС объявило, что билеты распроданы в первые же минуты появления на сайтах и в кассах. Кто-то, ожидая увидеть кортеж королевы или вереницу роскошных машин приглашенных на открытие, кто-то просто потому, что остальные идут к Букингемскому дворцу.

Толпа перед оградой столь плотная, что приходится от «sorry» переходить к не вполне вежливой работе локтями, иначе к Северным воротам не пробиться. О Центральных и говорить нечего.

Мое внимание невольно привлекает чудовищных размеров бигборд с изображением мавзолея Тадж-Махал. Еще несколько ярдов в ширину и высоту, и Букингемский дворец за ним просто скроется. Мелькает мысль, что за таким монстром можно спрятать не один десяток человек.

Наверняка так и есть – за бигбордом сидит команда спецагентов. И не с «Глоками» или «Зауэрами», а чем-то более серьезным, вроде SMU 100. У нашего отдела подобного оружия никогда не будет, считается, что мы должны выглядеть как обычные граждане… Нет, даже проще, ведь обычные граждане могут иметь самое совершенное оружие, на покупку которого хватит денег, а мы не можем.

Выставка организована в северном крыле, именно туда подъезжают машины приглашенных. Возможно, стоило согласиться на предложение Ричардсона и тоже подкатить на авто, но сделанного не воротишь, приходится идти на таран.

Перед самыми воротами несколько десятков счастливчиков, у них билеты на первые часы работы выставки, которые будут после открытия. Никому и в голову не приходит, что кто-то еще более везучий, чем они сами, может быть по эту сторону ограды, потому пропускают меня к воротам неохотно.

Один из констеблей мне знаком – когда-то работал в нашей службе.

– Джейн, ты уверена, что тебе туда? – спрашивает он, кивая в сторону людей, выстроившихся перед входом на выставку.