Кристина Додд - Двойное искушение

– Мне всего двадцать шесть.

– Я женился в двадцать один. - Трокмортон помахал в воздухе исписанным листом, давая просохнуть чернилам, а затем аккуратно уложил его в деревянный ящичек для бумаг, стоящий на краю стола, запер его и положил ключ себе в карман.

Эллери, неприязненно следивший за манипуляциями брата, хмуро заметил:

– Отец женился, когда ему было сорок.

– Это потому, что ему сначала нужно было сколотить состояние, чтобы затем жениться на аристократке.

– Мама уши тебе надерет, если услышит об этом.

– Возможно, - спокойно ответил Трокмортон, вставая и отталкивая назад свое массивное кожаное кресло. Оно скользнуло по толстому персидскому ковру - нежно-оранжевому, с тонким белоснежным узором. С ковром хорошо гармонировали и гофрированные оконные шторы - лазурные, с золотистыми прожилками, и старинные китайские фарфоровые вазы, и свежие цветы, стоящие в этих вазах. Каждая деталь, каждая мелочь, каждый узор были подобраны с большим вкусом, так чтобы вся обстановка радовала глаз и успокаивала нервы, взвинченные хаосом дел, которыми приходилось заниматься Трокмортону.

Своим утонченным вкусом он был обязан матери, леди Филберте Брекенридж-Уоллинфорк. Для того чтобы спасти от разорения свою семью, ей, дочери одного из самых знатных лордов Англии, пришлось в двадцать лет выйти замуж за сорокалетнего Стенли Трокмортона. Брак был вынужденным, однако Филберта сумела стать нежной женой и заботливой матерью. Трокмортоны, в свою очередь, получили благодаря связям леди Филберты и ее семьи доступ в высшее общество и могли теперь принимать в своей гостиной сливки лондонского света. Быть может, о союзе Стенли и леди Филберты и судачили, прикрывшись веерами, но эти слухи никогда не выходили за двери салонов, - ведь всем было известно, какими обидчивыми и скорыми на расправу были все мужчины из рода Трокмортонов, особенно если была затронута их честь.

– Леди Патриция придаст имени Трокмортонов не меньше блеска, чем в свое время придала ему мама, выйдя замуж за нашего отца, - сказал Гаррик.

Эллери повернулся, склонился над столом, скрестив руки на груди, и сделал страдальческое лицо.

– А особенно пойдут на пользу доброму имени Трокмортонов те чайные плантации в Индии, которыми владеет семья Патриции, - язвительно заметил он.

Трокмортон отошел к зеркалу и пригладил рукой волосы.

– И еще пойдет ему на пользу твое лицо, благодаря которому ты легко можешь вскружить голову любой девушке, - ответил старший брат. - Хотя красота - это не твоя заслуга.

При этих словах Эллери вновь оживился и горячо воскликнул:

– И это возвращает нас к моей загадочной леди!

Трокмортон должен был предвидеть, что просто так, без сопротивления, Эллери со своей свободой не расстанется. Но что он понимает под своей свободой? Скачки, пьянство и бесконечные любовные интрижки. Однако с лошади он падал уже не раз и до беспамятства тоже не раз напивался, что же касается его романов… Да, о них, пожалуй, лучше и не вспоминать. Этого парня пора было женить, причем для его же блага, пока он не запутался окончательно и не сломал себе шею. Или пока какой-нибудь ревнивый муж не пристрелил его на дуэли.

– Расскажи о своей таинственной незнакомке, - сказал Трокмортон, пытаясь расправить свой галстук.

Эллери закатил глаза к потолку и начал нараспев:

– У нее волосы цвета меда, с золотистым отливом. Ее белоснежные зубы похожи на жемчужное ожерелье. Совершенством своей фигуры она превосходит статуи Венеры, высеченные из мрамора. У нее маленькие руки, тонкие пальцы, а ее молочно-белую, гладкую кожу можно сравнить с…

– Мрамором?

– Да! Да! - радостно отозвался Эллери, сверкнув белоснежной улыбкой.

– Разумеется. - Трокмортон раскатал рукава рубашки и принялся вставлять в них запонки. - А ее соски, я полагаю, похожи на бутоны нераспустившейся розы.

Эллери нахмурил брови. Как и все Трокмортоны, он не терпел насмешек и не прощал их никому, даже старшему брату.

– Я не знаю, какие у нее соски.

– И то слава богу, - искренне порадовался Трокмортон.

– Пока не знаю, - веско добавил Эллери. Возможно, Эллери на самом деле был умнее, чем предполагал Трокмортон, однако ему все равно было не понять, почему его помолвка с Патрицией и индийскими чайными плантациями ее отца была так важна для семьи Трокмортон, иначе он не стал бы столько времени болтать о какой-то незнакомке с хорошими зубами и сосками, похожими на розовые бутоны.

– О-хо-хо. - Эллери направился к серванту и щедрой рукой налил себе бренди в хрустальный бокал. - Как мне знакомо это выражение твоего лица. Оно означает: «Я - Трокмортон и потому должен держать в узде свои чувства».

– Да? Странно. На самом деле я думал о том, как это здорово, что ты нашел для меня прелестную молодую леди.

Эллери поперхнулся, едва не выронил рюмку и с удивлением посмотрел на брата.

– Не сходи с ума. Это моя девушка, хотя, мне думается, тебе в самом деле не повредило бы еще раз жениться. После смерти Джоанны ты слегка одичал, а так, глядишь, снова стал бы человеком. Тот, кто регулярно лазит пальцем в банку с вареньем, мрачным не бывает.

Все это Трокмортон слышал от Эллери уже не раз и потому ответил быстро и резко:

– О своем пальце я сам как-нибудь позабочусь, а ты лучше о себе подумай.

– Но ты-то подумал обо мне, когда затевал эту чертову помолвку, - ядовито заметил Эллери и выпил бренди одним глотком.

– Ты выудил из семейной кассы уже достаточно, пора теперь самому на жизнь зарабатывать.

– И теперь ты гонишь меня под венец, чтобы я отработал свои долги? - На лице Эллери появилась откровенно презрительная усмешка. Настолько выразительная, что невольно возникало подозрение в том, что Эллери долго репетировал ее перед зеркалом. - Жених! Вот та роль, в которой я могу наконец опередить своего несравненного старшего брата.

И, не дожидаясь реакции Трокмортона, Эллери поспешно спросил:

– Так ты поможешь мне узнать ее имя? «Крепко же она его скрутила», - подумал Трокмортон, а вслух ответил:

– А почему ты сам не спросил, как ее зовут?

– Она не захотела сказать, - неохотно ответил Эллери, крутя в пальцах опустевший бокал.

– Не захотела сказать тебе, - удивился Трокмортон.

– Я встретил ее на станции, куда приехал затем, чтобы подобрать лорда и леди Фезерстон…

– В каком часу это было?

– В начале пятого.

– Они приехали в два.

– Тогда понятно, почему их не было на станции, - небрежно пожал плечами Эллери, не встретивший вовремя своих крестных. - Ну ничего, они меня простят.

«Простят, - молча согласился с ним Трокмортон. - Тебе все прощают. Всегда».

– И там, на станции, стояла она, - продолжил Эллери. - Такая красивая, с прекрасной фигурой…