Филлис Уитни - Шепчущий мрак

Я не спеша рассматривала фотографии, наблюдая, как росла Лора, как она формировалась, становилась известной киноактрисой и звездой экрана. Некоторые из ее ранних ролей я видела в Нью-Йорке. К сожалению, не все фильмы с Лорой Уорт сохранились. В правом нижнем углу каждой фотографии были аккуратно подписаны название фильмов и годы их выхода на экран. Здесь находился бесценный фактический материал, который был мне необходим.

На другой стене разместились фотографии знаменитых актеров, звезд киноэкрана, с которыми играла Лора. Я нашла здесь много знакомых лиц, некоторые из них уже закончили свой земной путь. Попадались и надписанные фотографии — что-нибудь экспансивное, вроде: Моей драгоценной… Твой навеки… Божественной Лоре… и так далее. Я сделала гримасу. "Ты действительно так думаешь?" — мысленно обратилась я к одному из моих любимых актеров.

Ответ напрашивался сам собой. Естественно, ни этот актер, ни другие не имели в виду какие-нибудь глубокие чувства. Это был мгновенный всплеск эмоций — дань тому блестящему, фантастическому миру, в котором они вращались, где реальностью была не жизнь, а кадры, мелькавшие на серебристом экране.

Я расхаживала по комнате не торопясь, наслаждаясь каждым открытием, возвращая к жизни каждый эпизод, связанный с ним.

Неожиданно я наткнулась на пару голубых туфель на каблуке, абсолютно непригодных для передвижения по песку. В памяти всплыла сцена из фильма "Пески фортуны", когда Лора, сбросив их, спотыкаясь, бежит по пустыне в одних чулках, а камера фиксирует крупным планом ярко-голубые туфельки на желто-коричневом фоне. Невольно напрашивалась аналогия с героиней фильма. Эта женщина, подобно туфелькам, брошенным среди пустыни, была покинута, оставлена на произвол судьбы. Но, конечно, спасение пришло вовремя. В те дни у фильмов бывал счастливый конец, что приносило удовлетворение. Так прекрасно было сознавать, что проблемы решаются, все кончается благополучно, тогда как в реальной жизни часто бывает наоборот. В реальной жизни женщина, которая когда-то надевала эти туфельки, сидит сейчас наверху, одинокая, больная, и сердце ее сжимается от страха.

Ход моих мыслей поразил меня. Одинокая, больная, испуганная? Почему, когда я думаю о ней, мне приходят в голову эти эпитеты? Разве она одинока? Все, что угодно, только не это. И больной ее тоже не назовешь. Она быстро справилась с физической слабостью, от ее обморока не осталось и следа. И она меньше, чем кто-либо другой, кого я знала, производила впечатление напуганного человека. Вот разве только иногда в глазах ее мелькало что-то похожее на страх.

Я подняла с пола одну из голубых туфелек и, пошарив внутри, нащупала в носке несколько застрявших там песчинок. Лора, должно быть, никогда больше не надевала их после того, как снялась в Песках фортуны. И теперь они донесли жар американской западной пустыни до Норвегии. Я осторожно поставила туфельку на пол, стараясь, чтобы ни одна песчинка не выпала оттуда. Все они были памятью о прошлом.

Постепенно, перемещаясь по комнате, я очутилась у дверей, выходящих наружу. Напротив затемненной стены, которую обходил свет, висела еще одна фотография. Она была гораздо больше других, и когда я подошла поближе, чтобы рассмотреть ее, то обнаружила, что ошиблась. Передо мной была не фотография, а картина, но повернутая лицом к стене. Любопытство подстегивало меня, требуя, чтобы я немедленно перевернула ее. Рама оказалась тяжелой. Я с трудом сняла ее с крюка и поднесла к двери, рассчитывая лучше рассмотреть при все еще ярком уличном свете.

Это оказался превосходный, написанный маслом портрет Лоры Уорт на вершине ее успеха. Художник изобразил ее сидящей в красном платье. На секунду я предположила, что это платье из "Шепчущего мрака", но оно было другого покроя, с треугольным вырезом, обнажавшим прекрасные линии шеи, знакомый надменно вздернутый подбородок.

Я отнесла портрет на место, удивляясь тому, что он повернут лицом к стене. Странно. Определенно это была картина, которой Лора Уорт могла бы гордиться. Кто это сделал? Она сама? Впрочем, если это и была загадка, то легко, разрешимая. Я решила завтра же спросить об этом Лору.

Остальную часть комнаты я не стала осматривать. Мой интерес внезапно как-то угас, будто повернутый к стене портрет угнетал. Мне стало не по себе. Я вспомнила, как Майлз Флетчер говорил, что все эти раскопки только накличут беду. Возможно, никто из живущих здесь вообще не осмеливался изучать эти реликвии, проникать в прошлое. Где-то в прошлом разгуливал убийца, которого так и не арестовали. Он принадлежал к тому времени, о котором Лора не хочет говорить. Прошлое заперто в сундуке вместе с платьем, которое было на ней в "Шепчущем мраке". Неужели мне доведется в него заглянуть? И что это даст? Возродит беду или, наоборот, освободит от давнишней угрозы, которая все еще нависает над ней?

Я принялась разбирать те немногие вещи, которые захватила с собой, накинула махровый халат. Через открытые окна и двери в комнату проникал холодный воздух, но мне не хотелось закрывать их. Приму горячую ванну и лягу слать, решила я. Усталость вновь навалилась на меня, мне не хотелось больше думать ни о Лоре Уорт, ни о чем бы то ни было, связанном с прошлым, даже с моим собственным.

Небольшой квадратный холл был плохо освещен. В гостиной играло радио. Музыка транслировалась Би-би-си, судя по комментариям диктора.

Маленькая ванная находилась в небольшой нише под лестницей. Направляясь туда, я заметила, что и в холле на стенах тоже много фотографий, висевших близко друг к другу. Это были небольшие семейные фотографии в овальных черных рамках. Остановившись, я с интересом рассматривала их. Если бы только я могла установить, кто снят на них! Здесь, несомненно, где-то была и моя бабушка. Странно, но я обнаружила, что мне совсем не безразлично, как она выглядит. Я хотела знать, на кого похожа Лора. Нужно попросить ее показать мне бабушку. Я не уеду домой, не получив необходимых сведений о моих норвежских предках.

Поблаженствовав в восхитительной старомодной ванне и прогревшись до кончиков ногтей, я вернулась к себе. Уходя, я оставила гореть лампу под абажуром, кто-то ее выключил, видимо из экономии. Включив ее снова, я увидела, что двери в сад и окна закрыты. Запах камфары и пыли опять ощущался в комнате.

Я вновь открыла окна и распахнула двери, не тревожась, что кто-то проникнет ко мне снаружи. Ведь я в Норвегии, в тихом, уютном Бергене. Какая опасность может мне угрожать?

Возле дверей висел портрет Лоры. Кто-то уже снова повернул его лицом к стене. Пусть так и висит, не тревожит моих сновидений!