Татьяна Устинова - Персональный ангел

Что же такое в этой девице, что волновало его? Никогда в жизни он не позволял себе волноваться ни из-за одной женщины.

Он едва помнил, как женился. На Людмиле – потому, что время пришло и все женились. На Диане – потому, что по статусу нужно было иметь жену, юную и красивую, как греческая богиня. Что о нем думали его жены, как относились к своей роли, которую обе они исполняли в разное время и с разным успехом, он не знал и знать не желал. Ему было не до них.

Первая пришлась как раз на пору становления, когда бизнесу было отдано все, и душа, и тело. Вторая – в момент проявления небывалых амбиций и попыток победить дьявола. У Тимофея не было ни времени, ни сил, ни желания заниматься новой женой. Она появилась, и слава богу, протокол соблюден, роли распределены, а остальное его не касалось.

Время от времени стрясались у него более или менее случайные ночи с более или менее случайными женщинами, большинство из которых он вряд ли бы вспомнил на следующий день по имени.

Юлию Духову помнил.

Она его забавляла. Как и всех остальных окружавших его мужчин и женщин, он видел ее насквозь. Видел ее брезгливость и неприязнь к нему, ее попытки устроить его жизнь так, как это представлялось ей выгодным, ее затеи, ее амбиции, ее усилия приподняться над всеми.

С сочувствием человека, побывавшего в одинаковой с ней переделке, он позволял ей многое из того, чего не позволял никому. В конце концов оскорбительно нищее и несправедливое детство роднило их. Она тоже тщательно скрывала часть своей биографии, и Тимофей ей в этом не препятствовал, вполне понимая ее чувства.

Неизвестно, сколько бы так продолжалось, не возжелай она слишком многого и не начни действовать во вред ему, Тимофею Кольцову. Этого он при всем сочувствии допустить никак не мог, и поэтому Юлия уже три дня занимала замечательную, спокойную и, главное, очень далекую должность представителя по коммерческим вопросам холдинга “Судостроительные верфи Тимофея Кольцова” в Женеве. Тимофей радовался, что смог так хорошо все устроить. Выгнать Юлию на улицу он вряд ли сумел бы.

Теперь нужно было разобраться с Катериной Солнцевой.

Тимофея эта девица от души раздражала. В этом тоже было нечто новое – обычно люди оставляли его равнодушным. Раздражаться на них было делом глупым и непродуктивным. Тимофей не мог позволить себе никчемные эмоции. А Катерина представляла одни сплошные эмоции. В ней всего было немного “слишком” – слишком высокий рост, слишком веселые глаза и слишком белые зубы.

Вчера он слышал, как она хохотала с его охраной, громко и весело. Охрана уже души в ней не чаяла, хотя началось все с того, что она дураком выставила бедного Димку, у которого, как и у Тимофея, отсутствовало чувство юмора. Почему-то мужики все ей очень быстро простили. Почему?

Она не была красавицей в принятом смысле этого слова. Что-то в ней было, конечно. Пожалуй, доброжелательность. И какая-то детская заинтересованность во всем, что ее окружало.

Не руководительница процветающего агентства, равный и уважаемый партнер, а студентка-третьекурсница.

Студентов Тимофей не любил.

Конечно, соображала она хорошо. Тимофей ни на минуту не обольщался насчет ее ухоженных и холеных начальников. Кое-что они могли, ее начальники, но в делах, требующих минимальной творческой мысли, привыкли полагаться на нее, это ясно.

Зачем он думает о ней, когда нужно подумать о завтрашней встрече с другом детства Серегой Лазаревым, вместе с которым они выиграют затеянную той же Катериной войну?!

“Надо же, расследование провела”, – развеселился Тимофей.

Думать о ком-то просто так тоже было внове, и никакого удовольствия не доставляло. Тимофей не знал, как ему следует относиться к этому бессмысленному процессу.

Столь же бессмысленным было и приглашение всех “выборщиков” пожить на его даче, а не в гостинице. Он не любил человеческое общество вообще, а в непосредственной близости от себя тем более. Он не мог спокойно думать, когда его окружали люди, а для императора возможность спокойно подумать о насущном и необходимом означала процветание империи. Зачем он припер в свой дом четверых совершенно чужих людей, несравнимых с ним по положению?

Тимофей всегда был честным с самим собой, поэтому знал – из-за Катерины.

Конечно, в его доме на взморье, громадном, как замок немецкого феодала, могли жить человек пятьдесят, никогда не встречаясь друг с другом. В доме имелось достаточно флигелей, башен, мезонинов, литых чугунных и парадных мраморных лестниц, разнородных окон и даже флюгеров. Он заплатил бешеные деньги за один только эскиз этого дома, сделанный знаменитым английским архитектором на куске плотного картона.

И все-таки это было странно – делить с кем-то свой дом. Приезжая по вечерам, он каждый раз недоумевал, видя свет в окнах.

Вчера вечером Тимофей неожиданно обнаружил свет в глубине парка и, секунду подумав, пошел к крытому теннисному павильону, сиявшему в темноте февральского вечера громадами окон и застекленной крышей.

Этот павильон, одна из многочисленных затей архитектора, вроде подъемника и вертолетной площадки, годами стоял пустым. В него даже заходили редко. Сам Тимофей ни в какой теннис, конечно, не играл. Его окружение, люди не слишком молодые и слишком провинциальные, модными штучками тоже не увлекались, поэтому электрическое сияние в обычно пустующем павильоне удивило Тимофея.

Прямоугольники света выхватывали из ночи мокрые стволы сосен, асфальт аллеи и жухлую прошлогоднюю траву с островками снега. Внизу, под обрывом, ревело невидимое холодное море.

Даже отсюда было слышно, как ударяется о ракетку мяч и восторженно вопит Катерина Солнцева, специалист по связям с общественностью.

Тимофею пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заглянуть в окно, но войти тянуло неудержимо. Поддаваясь себе, он вошел и, стянув с плеч кашемировое английское пальто, пристроился на жесткой скамейке. Охрана удовлетворенно сопела сзади – всем нравилось рассматривать Катерину в шортах и короткой, мокрой насквозь майке.

– Добрый вечер! – радостно закричал, заметив их, объект наблюдений. – Будете играть, Тимофей Ильич?

Прямо перед Тимофеем мелькали ее ноги. Обычные бледные, зимние женские ноги. У Дианы ноги были длиннее и красивее. Но Тимофей смотрел на Катины, и это доставляло ему удовольствие.

Катерина, запыхавшаяся, красная, с выбившимся из-под бейсболки клоком влажных волос, играла размашисто, сильно, совсем не женственно, со стоном, почти криком на ударе. Подавая, она прогибала сильную спину под мокрой майкой и била по мячу так, что звенели струны на дивной красоты ракетке.