Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату

Случайность? Да нет, вряд ли. Паренька в черном он заметил еще дважды: тот не расставался с телефонной трубкой.

Одинцов перебирал в памяти только что состоявшийся разговор с Вадимом. Брат Маши уже знал о гибели сестры. Вадик спросил, сможет ли Одинцов, возвращаясь в Москву, заехать к нему на пару дней: надо, мол, обсудить, что делать с Машкиной посылкой. Она прислала на имя брата заказное ценное письмо. Писала, как высчитал Вадим по штемпелю, за день до того, как ее убили.

«Так странно, — голос его дрогнул, — Машки нет на свете, а я вчера получил от нее послание.

Сначала даже испугался. А потом дошло до меня, что письмо это с месяц, даже больше, провалялось на почте. Хорошо, что не пропало до моего приезда».

— Так что в письме? — нетерпеливо спросил Одинцов.

— Да ерунда какая-то. Девять кадров на фотопленке. Какой-то мужик там в непотребном виде. И коротенькая записка. Машка написала, что друг ее, этот Шерстков, попросил негативы хорошенько спрятать. Но она боится держать их в доме, потому что Шерсткова убили. Она думает, что убили его из-за этих негативов. Так может быть, Саша?

— Кто его знает. Надо посмотреть, что там на пленке.

Одинцов замолчал.

— Саш, ты где? — услышал он тревожный голос Вадима. — Так ты заедешь к нам?

В Тулу Одинцов заедет — очень хочется повидаться с другом, помянуть Машку. Но негативы надо как-то переправить сюда. И чтобы завтра он их получил. Это возможно?

— Без проблем, — заверил его Вадик. — Жена в диспетчерской работает на вокзале. Все организует в лучшем виде.

Они условились, что Одинцов встретит симферопольский поезд. Конверт будет у проводника восьмого вагона.

В последний раз провожатый с сотовым был замечен им на рынке. Одинцов купил кости для собаки, немного молодой картошки, на углу в небольшом продуктовом магазинчике выбрал румяный хлебный батон. Через десять минут они с Демоном были на Монастырской.

Одинцов внимательно проверил свои метки: на этот раз кто-то побывал не только во дворе, но и опять — в самом доме.

Теперь он знал, что ищут. И за что убили ни в чем не повинную Машку.

ДЕНЬ

— Это официальное заявление УВД?

Ольга сидела в первом ряду в актовом зале управления. Смеляков, который только что прочел журналистам заготовленный текст, почти слово в слово повторяющий то, что было сказано ему вчера генералом, утвердительно кивнул.

— Понятно. — Ольга демонстративно поднялась с кресла и, не задав больше ни одного вопроса, прошагала, стараясь не зацепиться высокими каблуками за ковровую дорожку, мимо небольшого столика с микрофоном, за которым сидели руководитель пресс-службы УВД и начальник следственного отдела.

Демарш Аристовой, от которой ее коллеги из редакций газет, трех телевизионных компаний и нескольких радиостанций ждали всего, чего угодно, — острых вопросов, иронических замечаний, опять же — в связи с вчерашними угрозами в ее адрес — каких-то заявлений или, как это случалось нередко, неожиданных разоблачений, но только не этого нарочито презрительного ухода, вызвал в зале минутное замешательство. Так она и шла в гулкой тишине, ощущая спиной десятки напряженных взглядов.

— Ольга Владимировна, минутку, — остановил ее у самой двери спокойный голос Смелякова. — Есть еще одно сообщение.

Жариков вскинул на Александра удивленный взгляд.

— И какое же? — Ольга, держась за ручку двери, обернулась.

— Я думаю, — Смеляков смотрел ей прямо в глаза, — журналистам небезынтересно будет узнать, что за образцовое проведение операции губернатор области выделяет управлению внутренних дел пять квартир в доме на Лесной. Ну, а теперь, друзья, прошу задавать вопросы.

Ольга присела на кресло в последнем ряду. Ай да Шурик — не сносить головы! Вон как Жариков вскинулся! Наверняка разговор о квартирах был приватным, человек пять-шесть знают во всем управлении, а он вот так и выложил эту новость на блюдечке с голубой каемочкой, чтобы уже сегодня она прозвучала в радиоэфире, в телевизионных новостях, а завтра украсила полосы по меньшей мере десятка газет. Кто не дурак — поймет: на самом верху, самое первое лицо заинтересовано в том, чтобы дело Шерсткова замяли, закрыли, спрятали далеко в какой-нибудь шкаф или сейф и забыли поскорее, забыли, забыли…

И забудут ведь!

Она слушала вопросы, которые задавали журналисты. Только корреспондент молодежки усомнился в неожиданном раскаянии Ляхова и его добровольном уходе из жизни. Остальных, по-видимому, вполне удовлетворил скопированный листок с предсмертной запиской — завтра это факсимиле появится на первых страницах всех изданий: читатель любит такие штучки.

На этом фоне новость о губернаторском подарке доблестной милиции может затеряться, остаться незамеченной. Это уж как журналисты подадут материал с нынешней конференции. Большинство — Ольга окинула взглядом зал — напишут так, как это хочется прочесть губернатору. Не случайно за последние два года аж четыре новеньких издания появились в области, и все они учреждены комитетом по печати, и все не испытывают нужду в финансировании. Денежки идут туда хорошие. А в благодарность слово «губернатор» печатается в этих изданиях с заглавной буквы — своя орфография, ничего не скажешь! В одной из редакций корректор неизменно по этому поводу возмущалась и методично правила большую «г» на маленькую. Пришлось главному редактору издать специально приказ. Черным по белому было в нем сказано: должность первого лица — только с заглавной буквы.

На местном официальном телеканале — два других частные, — где слово «губернатор» произносят с придыханием и восторгом (дураку ясно — «с заглавной, только с заглавной буквы!»), Аристовой не разрешили выступить с заявлением. Она знала, что получит отказ. В телекомпании «Темп» интервью с ней записали утром, обещали вечером прокрутить в «Новостях». С редактором информационного канала другой частной телекомпании она договорилась встретиться после пресс-конференции в УВД. Ну что ж, будет, о чем сказать, — спасибо Шурику с его последней новостью. Тьфу-тьфу, подумала Ольга, не накаркать бы про «последнюю» новость: генерал Сергеев не любит излишней самостоятельности у своих подчиненных.

Она переключила внимание на Жарикова, начальника следственного отдела. Он фактически не принимал участия в пресс-конференции, на вопросы журналистов отвечал в основном Смеляков.

Сидит себе и молчит Виталий Федорович. Но молчание молчанию рознь. Вроде оживился подполковник после того, как Шурик сообщил насчет дареных квартир. Не хмурится, не прячет лицо, с интересом поглядывает на журналистов. Встретился глазами с Ольгой. Подмигнул. Ну, ребятки… Прямо бунт на корабле.