Людмила Толмачева - Снежное сердце

– Не думаю. По-моему, нет, не менял. А домой к нему… к нам вы не ездили?

– Ездил, но мне никто не ответил. Я про домофон говорю.

– Странно.

– А вы… разве не связывались с ним в последнее время?

– Нет.

– Ну хорошо. Тогда сделаем так. Я перезвоню вам завтра. Может, ситуация прояснится. Хорошо?

– Ну… пожалуйста.

– Вы продиктуйте свой телефончик, я запишу.

Дана диктовала свой номер, чувствуя в душе растерянность и тревогу.

Оставшись одна, она заметалась по палате. В голову лезли нехорошие мысли.

Где же Олег? Что с ним? До сих пор она была уверена, что он поселился у Рынкиной и живет припеваючи. Даже если это так, то на звонки-то он должен отвечать. И звонить ей в больницу, хотя бы для приличия. Ведь он воспитанный человек!

Нет, здесь что-то не то. Надо срочно звонить к нему на работу!

И вновь она лихорадочно листала записную книжку. Где-то был его служебный номер. Вот он!

– Алло! Добрый день! Скажите, пожалуйста, а Олег Петрович на месте?

– Он в отпуске. А кто его спрашивает?

– Это… из турагентства. Он звонил насчет путевки. Вы можете передать ему, что есть горящий тур в Тайланд?

– К сожалению, не могу. Он, видимо, уже куда-то уехал. Тут его спрашивали… Говорят, его телефон не отвечает.

– Понятно. Спасибо. До свидания.

Она не успела переварить упавшие на нее новости, как заявился Арсений. В этот раз без букета, но с таким же гигантским яблоком.

– Это тебе.

– Спасибо. Присаживайся.

– Ты чем-то расстроена?

– Я? Нет. Хотя, вру. Расстроена.

– Что-нибудь со здоровьем?

– Нет. Со здоровьем, как ни парадоксально, все в порядке. У меня муж пропал.

– ?

– Его нигде нет. Ни на работе, ни дома.

– Ну-у, мне кажется, рано волноваться. Мало ли где может оказаться мужчина, оставшийся один… Прости. А что говорят на работе?

– Сказали, что взял отпуск.

– Ну вот, видишь? Значит, укатил куда-нибудь. Может, даже не один.

– Олег на такое не способен.

– Ты уверена?

– Да.

Арсений пожал плечами, окинул равнодушным взглядом палату, спрятал зевок.

Расстроенная пропажей мужа, Дана уже не хотела ни о чем говорить. Раньше, наверное, ее оскорбили бы скучающий вид и ленивые движения Арсения, но сейчас она не придавала значения таким пустякам. Разговор не клеился. Оба помалкивали, думая о своем.

Посмотрев на часы, Арсений вздохнул.

– У тебя дела?

– Да, есть кое-что. Надо бы зачет спихнуть…

– Так иди. Я не задерживаю тебя.

– Но ты хотела поговорить…

– А! Ерунда!

– Ну, тогда я пошел…

– Всего хорошего.

– Пока. Может, послезавтра? После шести…

– Что?

– Ну-у, я бы пришел. Поговорим…

– Нет, не надо. Арсений, ты давно знаешь Анжелу?

Ни один мускул не дрогнул на его красивом лице, но яркий румянец предательски выдал сильное смущение. Опустив глаза и кусая губы, он хранил молчание.

Ей было неловко, словно подсмотрела в замочной скважине интимную сцену. Надо было как-то выходить из неприятной ситуации.

– Если не хочешь отвечать, не надо. Я уже догадалась, что ваш союз – против меня.

Он по-прежнему молчал, но и не трогался с места. Будто стыд пригвоздил его к стулу.

– Арсений, ну что с тобой? – как можно мягче спросила Дана, уже жалея о своем поступке.

– Ничего, кроме позора. Такого я не испытывал за всю жизнь. Подонок я, однако.

Вскинув голову, он посмотрел ей прямо в глаза. Румянец схлынул с его скул, лицо побледнело, стало жестче и старше.

– Ты… из-за денег… со мной? – помертвев от внезапной догадки, прошептала Дана.

– Да.

– И сколько она заплатила тебе?

– Зачем тебе эти подробности?

– Интересно. Почем такие услуги…

– Хм. Дешевка я, Дана. За шестьсот баксов продался. Уж если падать, то повыше надо было залезть.

В палате воцарилась тишина. Оба сидели не шевелясь, с застывшими взглядами.

– Иди, Арсений. Мне надо отдохнуть, – усталым голосом попросила Дана, вставая с кресла.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, глядя в пол, как будто искал подходящие слова.

– Ты ищешь способ оправдаться? – в этот раз сухо произнесла она.

– А ты… не дашь мне ни одного шанса?

– Разве таким поступкам есть хоть малейшее оправдание? Ведь это низость. А ее ничем не приукрасить.

– Я знаю. И все же есть такое, перед чем любая низость бледнеет.

– Например?

– Смерть.

– Не понимаю. О чьей смерти ты говоришь?

– Моей матери.

– Твоя мать… умерла?

– Еще нет. У нее последняя стадия рака. Мне нужны были деньги. Любые. Дана, прости меня!

Он упал перед ней на колени, обнял за талию, уткнулся лицом в халат. Ей захотелось пожалеть его, приласкать как ребенка, утешить. Шелковистые волосы парня податливо приминались под ее ладонью, на теплых висках пульсировали жилки. Тонкие женские пальцы нежно касались ушей, лба, шеи. Он вздрогнул под ее рукой, еще сильнее прижал к себе хрупкое тело.

– Не надо, Арсений. Отпусти. Ведь ты понимаешь, что уже никаких отношений не будет. Если хочешь знать, я охладела к тебе еще раньше. Когда ты испугался моего мужа. Прощай. Не звони мне больше. Постой! Вот это кольцо, по-моему, дорогое. Не знаю, сколько оно стоит… Но это бриллиант. Продай его. Других средств у меня, к сожалению, нет.

– Неужели думаешь, что я возьму?

– Возьмешь. Мать – самое дорогое на свете. Я это поняла после ее смерти. Мне некуда идти со своими бедами… Была бы мама… А ты будь рядом с ней. Как можно больше. Ну, иди.

– Как наши дела? – бодро поинтересовался Борис Наумович, присаживаясь к кровати больной.

– Отлично, – улыбнулась Дана.

– Даже так? – искренне удивился врач, внимательно изучая ее лицо.

– Я пришла к решению.

– Хм. Я не узнаю вас. Вы даже как-то… ну, помолодели – крайне глупо говорить, вы и так моложе некуда… Целеустремленность в глазах. Вот именно. Жизненная цель.

– Вы правы. Цель появилась. Мне надо как можно скорее выйти отсюда.

– Да? – слегка растерялся эскулап, явно не ожидая такого ответа.

– Да, я выбрала первый вариант. Вы говорили, он самый эффективный. И по затратам, и по времени… И, как говорится, малой кровью…

– Это так. Но… Дана Михайловна, дорогая, не забывайте главного…

– Я знаю, что вы сейчас скажете. Простите, но я не хочу слушать все заново. Не надо меня уговаривать. Думаете, я легкомысленная?

– Нет, что вы!

– Тогда скажите, в какие сроки умещается весь этот процесс?

– По моим расчетам – в самые короткие.

– А конкретно?

– Десять дней.

– Это долго. А нельзя за неделю?

– Ну-у… Вы разбежались, Дана Михайловна! Поймите, здесь не стадион, где устанавливают рекорды. В медицине свои технологии, нарушать их не позволено никому.