Колыбель твоих оков - Лили Вайт
— А почему вы вообще решили, что это он, а не, например, она?
— Женщины обычно отдают предпочтение менее насильственным методам, — на секунду Бетан останавливается и выглядит так, будто не уверена, стоит ли ей продолжать. — Ты не представляешь, с какой силой были задушены жертвы. Женщины редко обладают такой силой, в сравнении с мужчинами. Тем более, статистически говоря, женщины совершают убийства на сексуальной почве только в исключительных случаях. И хотя жертвы не были изнасилованы, но, если судить по характеру нанесения побоев, не приходится сомневаться в том, что эти убийства явно носили сексуальный характер.
Странно, но эти разговоры приносят мне некоторое успокоение. Что со мной не так? Наверное, они просто помогают мне отвлечься от того, во что превратилась моя собственная жизнь.
— И что насчет этого портрета? Вы уже знаете, где искать преступника?
— Не совсем. Но у нас есть некоторые предположения. Мы полагаем, что убийства совершает белый мужчина средних лет с достатком средним или выше среднего. Он работает в местах, где встречается много молодых женщин — ты помнишь, я тебе говорила, что обе девушки были студентками Гарварда? — Бетан с осторожностью поглядывает на меня. — Вполне вероятно, что он работает в университете или рядом с университетом. Потому что по существующей статистике жертвами маньяка обычно становятся мало или хорошо знакомые люди. Таким образом ему удобно следить за своими жертвами, знать, во сколько и куда они направляются после учебы, входить с ними в непосредственный контакт. А значит, с высокой долей вероятности жертвы были знакомы с убийцей или даже доверяли ему. Следовательно, он внушает им доверие, либо пользуется уважением, либо даже является очень привлекательным, — Бетан, несомненно, рассчитывает на последнее, — этаким новым Тедом Банди. Он также очень хорошо знает местность, и вполне возможно, что он здесь вырос. Скорее всего, у него нет криминального прошлого и судимости. И он явно ненавидит женщин, особенно молодых и привлекательных. А значит, он либо неудачник, у которого ничего не получалось с женским полом, например, он пытался ухаживать, но его отвергали, либо он пережил возможное предательство и теперь мстит. В любом случае, нас всех порой отвергают или предают, но не все идут убивать. Возможно, он даже был нормальным, но его что-то «триггернуло»16, то же самое предательство, и однажды утром в нем проснулся монстр. Одним словом, здесь налицо травма детства, а выбор его жертвы сопряжен как раз с этой травмой. И я готова дать руку на отсечение, что насилие было со стороны матери, которая в этот самый период нанесения травмы будущему маньяку, будь то физическая или психологическая травма, была тоже, как и жертва, молода и привлекательна. Например, мать его бросила, или, возможно, пила и била его, а может быть, наоборот, чрезмерно любила и опекала. В момент нападения он чувствует свое превосходство и власть над жертвой и за счет этого он «побеждает» своего обидчика, так мучившего его в детстве. В этом и есть весь смысл разрядки маньяка и, в целом, смысл его существования. И еще: никаких улик вообще не было найдено, — добавляет Бетан, задумавшись, — а значит, он умен. Очень умен. Спасает лишь одно: большинство маньяков находятся в постоянном противоречивом конфликте — они, с одной стороны, боятся быть пойманными, а с другой стороны, жаждут славы и огласки. Последние ассоциируются у маньяка с заботой и любовью, которых он, вполне возможно, был лишен. А значит, в конце концов маньяк, сознательно или бессознательно, совершит ошибку и сам себя выдаст. И все же, наша задача найти его раньше, чем он совершит такое количество убийств, после которых, наконец, сам решит, что наигрался, и время его славы пришло.
Утром в понедельник я приезжаю в университет. Я вхожу в свой офис и не то, чтобы я рассчитываю на особый прием, но хотя бы какого-то участия было бы более чем достаточно. Вместо этого Изабелла слишком поглощена своим компьютером, чтобы даже заметить мое присутствие. Хотя я почему-то почти рада видеть ее, словно Изабелла — с этим своим обычным пучком волос и все в тех же джинсах и полукедах, что и всегда, является подтверждением того, что продолжается обычная жизнь.
Я проверяю почту, и мое сердце вытанцовывает уже привычный бешеный ритм, когда я вижу имейл от Эммануэля. В нем лишь одна строчка: «Просьба зайти ко мне в кабинет по прибытии». Ну надо же, а я уже думала, он совсем позабыл о моем существовании. Я собираю свою волю в кулак и повторяю себе, что я сильная и смогу выдержать все, что бы мне ни преподнесла судьба. Я прошла черед ад и выжила. Что такого мне может сделать гарвардский профессор? Я уверяю себя, что ничего, отказываясь признаться себе в том, что его одобрение для меня уже значит гораздо больше, чем мне бы хотелось.
Пока я иду в кабинет Эммануэля, я втайне надеюсь, что он обрадуется моему выздоровлению и отпустит с миром. Его ассистентка сидит, как всегда, на своем месте и мечтательно рассматривает маникюр. Я понимаю, что в жизни этих людей абсолютно ничего не изменилось. И только моя жизнь несется в пропасть.
— Профессор Лорэн, к вам студентка, — произносит красотка, для которой все особи женского пола «студентки».
— Пусть войдет, — звучит до боли знакомый голос.
Я чувствую, как мой желудок сжимается в комок. Я вдыхаю и выдыхаю на счет четыре и словно шагаю в пропасть.
Эммануэль сидит за своим столом. На нем выглаженная белая рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты. При виде его я сглатываю, и мое сердце готово вырваться наружу. Он поднимает на меня свои голубые глаза, и мне кажется, что я готова ко всему. Но ошибаюсь.
— Как ты себя чувствуешь? — он встает из-за стола, подходит ко мне и смотрит с неподдельным беспокойством.
— Я… нормально.
Он смотрит на меня, несомненно, ожидая дополнительной информации.
— Ты, как всегда, очень разговорчива. Почему я никогда не могу добиться от тебя правды? Ты не слышишь или не слушаешь, игнорируешь все правила техники безопасности, ты делаешь абсолютно
