Арид. Моё проклятье - Вероника Мелан
– Ты не сдох еще? – сдержанный, но полный ненависти ответ.
– Как видишь.
Между этими двумя личная холодная война. Лардену, стоя чуть сбоку от экрана, я была не видна. Но Арид быстро это исправил, притянув меня к себе. Меня чумазую, с поцарапанной от падения рожей, измазанную землей. Вид у меня был, как у пленника, которого держат в крайне неприятных условиях.
– У меня тут кое-кто есть, – кулак, державший за волосы, дернул так, что у меня клацнули зубы, – не узнаешь эту красотку? Или узнаешь?
С монитора на меня взглянули холодно, но я заметила в глазах командира тень растерянности, негодования и чего-то еще. Злого страха?
– Как думаешь, – спросил Арид, – не пора послать кого-то ей на помощь? А то она девочка хлипкая, ранимая…
«Сволочь…»
За Ларденом начал толпиться народ – мои сослуживцы. Звонок был сделан очень невовремя для действующего начальника, но очень вовремя для остальных.
– А то ведь я не всегда мягкий, – процедил мой похититель. А после и вовсе сделал то, что напрочь убило мне нервную систему: оттолкнул меня к стене (я грохнулась на пол), достал пистолет и всадил три пули в стену возле моей башки. Настолько близко, что, клянусь, я чувствовала жар от их траектории. Они касались, черт бы подрал стрелка, моих волос. Если бы мне было чем ссать после долго бега и потери тонны пота, я бы обмочилась. А так просто сидела, оглохшая, просто смотрела на военные штаны в районе коленей. И чувствовала, что Арид продолжает держать на вытянутой руке пистолет, направленный мне в лоб.
– Следующая пуля может случайно попасть в неё, знаешь? – прорычал он Лардену. – Так что поторопись. Присылай подмогу, я встречу их всех.
Арид нажал отбой.
Я не могла поднять на него взгляд, я боялась встретиться с ним глазами. Эта бомба в его машине, пусть даже несработавшая, вырыла мне могилу. Меня уже спихнули в неё, но еще не присыпали. Не верилось, однако, что в запасе у меня осталось много времени. Сейчас может раздаться еще один выстрел. Ларден оповещен о пленнице, держать которую в живых теперь не обязательно.
Наверное, меня закопают там, где Прерика…
Что ж, если умирать, то хоть не со взглядом в пол.
Я посмотрела сначала на дуло пистолета, холодно глядевшее в ответ, после Ариду в глаза.
«Это я сомневалась. А он не будет… Такие, как он, не сомневаются».
Не выдержала равнодушия, отвернулась.
Но выстрела не раздалось. Пистолет отправился в кобуру, Арид же, сжав челюсти и всем видом выказывая неприязнь, сгреб меня с пола и неласково переместил в прихожую. Где свалил, как валят перетянутый сноп сена, на матрас.
Сам ушел обратно в кабинет.
В доме стало тихо.
* * *
Пять минут тихо. Десять минут. Ни звука.
Арид не шевелился, не шуршал, не скрипел половицами, не нажимал на кнопки клавиатуры. И, свесившись в сторону, заглянув в его кабинет-спальню, дверь в которую осталась приоткрыта, я обнаружила, что он лежит на постели. Спит? Его наконец срубило?
Мозг устает от нейроксина, от вспышек, от напряжения нейронов. И, когда организм начинает перебарывать наркотик, человека рубит «насмерть». Настигает глубокий сон.
«Мой шанс?»
Солдат остается солдатом. Если предоставляется возможность выжить, нужно её использовать. К тому же три пули, отправленные почти в голову, отрезвили мне разум. Он растерял сантименты и лишние эмоции, он сделался ровным и чистым, как стекло. Как очень острое стекло. И в первую очередь следовало снять веревки.
Хорошо, что не наручники. С ними бы я не справилась, а вот путы всегда можно взрезать. Как-нибудь, обо что-нибудь. Вставать и скакать со связанными ногами я не решилась – побоялась наделать шума. Да и вряд ли в столовых ящиках вот так просто обнаружатся ножи. А вот стальной лист, стоящий у входа в коридор, вполне подойдет. Узкая полоса жести, которой, вероятно, что-то чинили, зазубренный край. То, что нужно.
Мне не связали руки за спиной – еще одна удача. Выбрав место, я двигала запястьями осторожно и равномерно. Любая веревка, даже канат, состоит из волокон. И эти самые волокна сейчас – одно за другим – лопались, перетертые о сталь. Минута собственного тяжелого дыхания, нервов и пота, вторая, третья. И свобода. Относительная, конечно. Узел на щиколотках развязать не составило труда, этому мы обучались тоже.
Размяв затекшие конечности, я поднялась на ноги как пантера, как готовая к броску кобра. Если не сейчас, то уже никогда. Передвигаясь тихо, первым делом проверила ящики стола – ножей, конечно, не нашла. А вилкой его не заколоть… Захватила с собой часть веревки, буду использовать любые возможности.
А после еще раз заглянула в логово врага, то есть в спальню.
Рядом со спящим Аридом (а в том, что командир спал, сомнений не возникало) лежал пистолет. Тот самый, из которого стреляли в стену позади меня. Лежал, сука его раздери, не под правой рукой, что явилось бы настоящим спасением, потому что для того, чтобы схватить его и сделать выстрел, мне понадобилась бы секунда. Но лежал слева, у стены. И это означало, что над мужчиной на кровати придется наклониться. Очень тихо и очень осторожно. И только после схватить пистолет, в магазине которого должно было остаться достаточно патронов, сделать контрольный в голову.
На этот раз я не буду думать – размышления подводят эмоциональную систему. Они сеют сомнения и тревогу (это мы уже проходили), а мне банально хотелось завершить миссию и свалить отсюда. Сегодняшний день показал, что я слишком давно и долго хожу по краю, что очень скоро могу оступиться. Возможно, моя жизнь не стоит многого, но я все еще хочу её дожить.
К постели я приблизилась, стараясь не скрипеть.
Бешеный стук сердца, просто бешеный. Это ведь несложно, просто наклониться, просто дотянуться до ствола. Я только сейчас на автомате заметила, что левой рукой все еще держу кусок веревки, подумала о том, что он мне, наверное, не понадобится, но бросить его не решилась. Звуки ни к чему. Начала наклоняться над телом. В комнате полумрак; шторы задернуты, за окном сгущаются сумерки. Вытянула руку – мой корпус все ниже, еще чуть ниже. Почти коснулась пальцами рукояти «ПМ» – большого пистолета, мужского. С огромной убойной силой. Уже чувствовала, как схватила ребристый метал, как вот-вот напрягутся мышцы, когда я начну молниеносный разворот, уже мысленно заболела надавившая на спусковой крючок подушечка…
И в этот момент Арид открыл глаза.
(J2 (feat. StarGzrLilly) – Crazy)
Это была борьба, состоящая из двух-трех секунд. Невероятная по своей быстроте и точности. Пистолет был заброшен под мужскую ногу, я оказалась закинутой и сидящей сверху на командире, а на моей шее затянута веревка. Моя же веревка!
Я знала, насколько сильны руки Арида, я уже ощутила это часом ранее. Стальные бицепсы, стальные предплечья… Если он сделает резкое движение, стянет концы, этот канат вопьется в меня по самые позвонки.
Как… Как он смог все провернуть так быстро? Мне бы пересмотреть этот момент в замедленной съемке как обучающий. Как он смог за мгновение закинуть врага на себя, выхватить «шнур», убрать огнестрельное оружие, обмотать чужую шею?
Его глаза. Мои глаза.
И стало ясно, что проваливается под моими ногами последняя гнилая доска. Еще один провал. Последний. В глазах Арида ничего. Нет, равнодушие и совсем чуть-чуть сожаления. Тень упрека, осуждения. Усталости? Больше я для него не капрал Джейн, я утомившая его помеха, заставляющая постоянно быть начеку. Я фактор, который пришло время устранить.
– Я просил тебя, – раздался тихий голос без эмоций, – не злить меня сегодня. Но ты напала дважды.
Я никогда не ощущала свою шею каждой мышцей, каждой клеткой. Когда ее перетянет канат, она посинеет. Веревка сомнет, прорежет ее, как прорезает бечевка упитанную колбасу. И будет тело со свесившейся башкой – уже не Дэйзи, уже никто. Будет еще один зарытый на заднем дворе труп.
Через паузу Арид произнес то, чего я боялась больше всего.
– Моё терпение закончилось.
Прокрутилась где-то на задворках жизнь – солнечная, яркая. Такая, какой она могла бы быть. Хотелось воздуха, хотелось дышать. И я прошептала.
– Не надо…
«Пожалуйста, не надо».
Он мог это сделать.
Я проигрывала, проигрывала прямо сейчас главный бой своей жизни, я сдавалась. Если умру, то умру поверженной. Но пока есть шанс что-то сказать…
– Я больше не буду… – прошептала обреченно.
Тишина. Концы веревки в его руках.
Тяжелое молчание судьи, которого сложно убедить, который не уверен, что желает быть убежденным. И только я
