Жнец (ЛП) - Заварелли А.

Я не выношу криков. Это то, к чему у меня нет ни капли терпения, если говорить обо все в целом. Громкие шумы. Они раздражают меня. Заставляют нервничать. Но даже в этом случае они обычно не длятся слишком долго.

Но сегодня все по-другому. Еще долго после того, как я очистил тело и свою рабочую зону, они все еще звучат в моей голове. Дело не только в его криках. Дело не в криках безымянного, безликого человека, ставшего украшением моего стола на сегодня. Я не помню их лиц. Или их имен. Только то, как выглядит их кровь, когда она окрашивает пол.

Она всегда создает иную картину. Каждая из них уникальна.

Но сегодня я увидел в ней знакомые черты. Его кровь походила на кровь Фарелла. И теперь я не могу перестать слышать крики. Все эти крики. Они кружатся вокруг меня, душат меня своей интенсивностью.

Я отшатываюсь назад и впечатываюсь в стену, прикрывая уши руками. Но даже когда я закрываю глаза, я все равно вижу их лица. Алекса. Фаррелла. Других парней, которые не прошли обучение. Но хуже всего это шум. Они были совсем молоды, но, когда они так кричали, мне хотелось их убить.

— Ронан?

Я моргаю и вижу Кроу, стоящего в дверном проеме. Только лицо его перекошено, а я не знаю, почему. По моему лицу стекает вода. Он опускается на колени рядом со мной и протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне, прежде чем передумывает и отдергивает руку.

— Ты здесь уже несколько часов, приятель, — говорит он.

— Я не люблю детей, — пытаюсь объяснить я. — Потому что они будут кричать. И к тому же… я не выношу криков. И я не очень хорошо отношусь к детям. Я не умею ладить с людьми.

Кроу пристально смотрит на меня, пытаясь снова понять, что со мной происходит.

— Я не уверен, что понимаю тебя, — говорит он.

— Я никогда не смогу находиться рядом с детьми, — говорю я. — Потому что они кричат.

Вокруг нас воцаряется тишина, и Кроу просто сидит рядом со мной какое-то время. У него это хорошо получается. Он не осуждает меня. Или не смеется над обрывками мыслей, которые мне удается вырвать из своей памяти. Как правило, он довольно хорошо справляется и с ними. Так же, как и сегодня вечером.

— Ты знаешь, Фитц. — Он почесывает свою щетину. — Я не думаю, что это правда.

— Я никогда этого не узнаю.

— Ты же знаешь, что у тебя дома есть собака, — говорит он. — И эта собака издает звуки, не так ли?

Я на мгновение задумываюсь над его словами, а потом киваю.

— Ну да.

— И эти звуки тебя не беспокоят.

— Это не одно и то же.

Кроу снова некоторое время молчит.

— А как же ребенок Майкла? Кэти. Помнишь, как он тогда оставил ее с тобой в клубе?

Я помню. Но я никогда не задумывался об этом раньше.

— Она была совсем крошкой.

— Да, — отвечает Кроу. — А младенцы плачут. И кричат иногда. Но ты все равно держал ее. Мне кажется, ты даже успокоил ее, если я правильно помню.

Я смотрю на стену перед собой. Я знаю, что он пытается заставить меня почувствовать себя лучше. Вот что делает Кроу. Но я просто продолжаю думать, как я облажался с Сашей. Что она может забеременеть, а я не могу быть тем мужчиной, который ей нужен.

Я могу убивать ради нее. Сражаться ради нее. Сделать для нее все, что угодно. Все что угодно для нее, кроме этого. Я не могу быть отцом. Я не знаю, каким образом. Точно так же, как я не знаю, как быть обычным парнем, или мужем, или даже вести нормальный разговор.

— Знаешь что, Фитц, — говорит Кроу. — Я тебе раньше не рассказывал. Но у меня в голове есть эта картина, и я хочу, чтобы все было именно так.

— Как так? — интересуюсь я у него.

— Я собираюсь жениться на Мак, — гордо говорит он мне. — А она будет моей женой.

Я пристально смотрю на него, и он ухмыляется.

— Я знаю, что в глубине души она тебе нравится. Я знаю, что это так. Хотя ты можешь отлично делать вид, что это не так. В любом случае, вернемся к картинке, которая у меня в голове. Я хочу иметь с ней семью. Детей. И часть этой картины касается тебя, Фитц.

— Кажется, я не совсем понимаю, — говорю я ему.

Он смотрит на меня, и при этом у него такое серьезное выражение лица. Он не очень часто это делает, но я знаю, когда он так делает, это значит, что то, что он собирается сказать, очень важно.

— Ты мне как брат, — говорит он. — И я хочу, чтобы мои дети знали и любили тебя так же, как я. Так же, как это делает Мак. Я хочу, чтобы мои дети знали своего дядю Ронана. И я не сомневаюсь, что ты защитишь их так же, как защищаешь меня. Так же, как ты делаешь это со всей своей семьей здесь, в синдикате. Я прав?

— Да, — киваю я. — Хорошо.

— Ты ответил, не думая, Фитц, — говорит он. — И именно поэтому я знаю, что тебе будет комфортно с детьми. Так что, что бы ни связывало тебя по рукам и ногам, просто отпусти это.

Он встает, и я провожаю его до двери. Но прежде чем уйти, он останавливается и снова смотрит на меня.

— Ты знаешь, Фитц. Иногда люди думают, что они не могут измениться. Но я помню тот день, когда встретил тебя много лет назад. И если бы кто-нибудь попытался сказать мне, что ты не изменился, я думаю, ты бы точно знал, что я скажу по этому поводу.

ГЛАВА 17

Саша

Это случилось сегодня утром.

Она ушла во сне где-то посреди ночи, когда в доме было темно и тихо. Эми была здесь и ушла, как и весь медицинский персонал. Я смотрела, как они уносят ее, и теперь только я и Эмили сидим на диване, и между нами висит гнетущая тишина.

На самом деле до меня еще не дошло. Я думаю, что готовилась к этому так долго, что даже не уверена, как должна себя чувствовать. Сейчас я ничего не чувствую. Просто… ничего.

— И что теперь? — Голос Эм, наконец, разрывает тишину, где-то поздно вечером.

Мы не ели целый день. И не сдвинулись с места. И даже не говорили. Но теперь она хочет поговорить. Я знала, что так будет. Она хочет вернуться к своей жизни в Калифорнии и притвориться, что ничего этого не было. Вот как Эм справляется с такими вещами. Моя задача — отпустить ее и сделать вид, что она мне не нужна. Потому что именно так поступают старшие сестры. Я всегда заботилась о ней. Защищала ее. Жертвовала ради нее всем.

Иногда я задаюсь вопросом, знает ли она, скольким я пожертвовала ради нее. Чтобы она жила той жизнью, которой хочет. Так, что она может наслаждаться молодостью и всеми прелестями переживаний студенческой жизни, которых не довелось испытать мне. Когда я вижу ее прямо сейчас, смотрящую на меня так, словно она не хочет быть здесь, я задаюсь вопросом, знает ли она вообще. Есть ли ей вообще до всего этого дело.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я ее, хотя знаю, что она пытается сделать.

С тех пор как она приехала сюда, она постоянно рвется в драку. Потому что борьба облегчает уход. Легче наброситься на кого-то, когда тебе больно. Она набрасывается на меня с тех пор, как Блейн появился в моей жизни. И каждый синяк, каждый разговор все больше и больше отдалял нас друг от друга.

Она говорила со мной, как будто я такая глупая. Как будто я была просто одной из тех женщин, которые не знают, что для них лучше. По правде говоря, она единственная, кто не знает этого. Она не знает, каково это — быть вынужденной выбирать. Иногда я обижаюсь на нее за это. Например, прямо сейчас, когда она ведет себя так, будто слишком хороша, чтобы оставаться здесь еще дольше. В этой квартире со мной.

— Что ты теперь будешь делать, Саш? — спрашивает она. — Продолжать работать в стрип-клубе, пока не состаришься и не поседеешь? Я думала, ты сказала, что у тебя есть план на будущее.

— У меня действительно есть план, — говорю я ей.

— Неужели? — она насмехается надо мной, а в ее взгляде сквозит обвинение. — Потому что я видела, как тот парень улизнул на днях утром. Тот парень из мафии.

Я моргаю, глядя на нее, а она смеется.

— Ты просто ничего не можешь с собой поделать, да? — спрашивает она. — Ты просто не остановишься, пока не уничтожишь себя.