Не та... (СИ) - "Feeling"

— Ты вообще обалдел? Соблюдай субординацию!

— Ты же хотела распустить? Или все свои замашки забыла?

— Не забыла, но они больше не для тебя.

Он осмотрел меня с головы до ног, и хлопнул дверью, закрывая ее.

— На, — протянул мне резинку.

Я подозрительно посмотрела на него, но руку протянула, а зря! Максим схватил меня за запястье, и резко рванул на себя, захватив руками в оковы. Смотрел своими синющими глазами, которые зло блестели, пожирая мой взгляд. А мое бедное сердце трепыхалось от бешеного скачка адреналина, и мне казалось, что он слышит каждый его удар.

— Отпусти, — хрипя, попросила я, так как мои ребра были безжалостно сжаты.

Он отпустил, тут же раскрыв объятия, но не отошел, насмешливо смотрел на меня, и я поспешно от него отступила.

— Наливай свой кофе, малая.

Москва, 2002 год.

Максим подошел к месту, предусмотрительно оставив машину за два квартала. Зашел в нужный подъезд, где воняло мочой, а стены были обшарпаны до кирпича, поднялся на второй этаж, и толкнул старую дверь, которая сразу же поддалась. Действовал он быстро и четко, впрочем, как всегда. Начал с коридора, где сидели два торчка, он ловко достал пистолет с глушителем и сделал выстрелы им в голову, наркоманы как сидели на матрасе, так и остались в принятом положении. Завернул в первую дверь, мужик-бугай с татуировкой во всю спину трахал девку, а другая сидела на ее лице, еще три выстрела точно в цель, точно в первую жертву, удачно зашел. Следующая комната была пуста, и только на третьей он нашел свою вторую цель — парень сидел за столом и держал ложку над свечкой, выстрел прямо в переносицу, начался крик, рядом сидевших наркоманок и он добил остальных. Еще раз зашел в комнату, которая была пуста, постоял возле грязного стола, затем пошел прочь, но остановился возле двери, когда услышал всхлип, вернулся и сел на корточки.

Там сидела малышка с огромными зелеными глазами, которые закрывала грязная челка, и смотрела на него без страха, а хмуро, исподлобья.

— Ну, и дела, — проговорил Макс, посмотрев на нее с минуту, как будто, что то, обдумывая.

— Малыш пошли со мной, не обижу.

Девчушка лишь отрицательно покачала головой и зашипела, как маленький котенок, Максим усмехнулся, а потом серьезно сказал:

— Хочешь здесь подохнуть?

Опять отрицательный кивок. Сообразительная, понимает, о чем речь.

— Тогда пошли, — он встал, давая ей минуту.

Девочка вылезла из укрытия — тростинка, худая, коленки торчат, ручки веточки, только глаза большущие на все лицо.

— Одежда теплая есть?

Опять отрицание. Взял ее на руки и понес из квартиры к машине…

Спустя две недели.

— Ну, и что ты за «Маугли» привез, она же дикая, — спросил Петр, когда Макс приехал проведать девчонку в спецшколу.

— С характером. Если, что выйдет из нее, возьму в свою группу, — отмахнулся Макс от него.

— Ты ее сначала говорить научи.

Макс лишь кивнул в ответ и пошел на поиски девчонки. Нашел ее в спальне, где стояли двухъярусные кровати, она лежала на верхней, свернувшись клубочком.

— Ты почему не на занятиях малыш? — спросил Максим, когда подошел к ней.

Она вскинулась, и прыжком запрыгнула ему на шею. Макс обалдел, конечно, но снимать не стал, присел с ней на нижний ярус кровати и начал говорить:

— Малыш, успокойся тебя здесь не обидят, тут надо просто хорошо учиться, а лучше на отлично, ты же хочешь меня порадовать?

Она замотала головой в ответ, лёжа на его плече.

— Начни разговаривать, Маш, со мной же ты говорила, будешь делать успехи, я буду приезжать почаще, если будешь лучшей, то заберу к себе.

И она послушалась, стала разговаривать, учиться, но характер оставлял желать лучшего, постоянные драки с учащимися, до крови, до содранных кулаков, но на это закрывали глаза. Маша оказалась очень способной: восприимчива к языкам, математике, технике, химии. Танцы, пение, физическая подготовка, боевые искусства, стрельба везде была первой. Ради одного, чтоб Максим забрал к себе. А он стал приезжать все реже, но, всегда интересовался ее успехами, и был рад, что спас малышку, лучше уж такая жизнь, чем интернат или притон в котором она жила.

Пять лет пробежало как одно мгновение, Максим ехал в школу для отбора в «вышку», сколько Машке, пятнадцать? Взрослая наверно стала, думал он ведя машину, интересно какая, то что лучшая знал от Петра, также знал, что мальчики вились около неё табунами, но в школе все строго, там глупостей не наделаешь. Когда зашел в класс, где проходила тренировка, начал искать ее глазами, она сидела на матах и смотрела прямо на него, своими изумрудами. Макс охренел — это мой Малыш?

Глава 20

— Маш, все у нас будет хорошо, — улыбнулась мне сестра, — ты здесь посиди немного я скоро вернусь. И ушла в другую комнату, а я осталась сидеть в обшарпанном коридоре, на раскаченном стуле. Прижав коленки к груди, я вспоминала родителей, и тихонько всхлипывала, безумно скучая по ним. Катька вернулась через пятнадцать минут, по ее блаженному выражению лица было понятно, что она опять под дозой.

Катя была наркоманкой уже два года, еще до того как погибли родители, они пытались всеми своими силами вытащить ее из этой беды, но наверное она сама не хотела, а когда их не стало, так вообще потеряла все тормоза. Время было такое — рассвет наркомании, помню когда мама провожала меня до школы, спускаясь по подъезду, мы перешагивали через торчков и шприцы, я перестала носить сережки, так как у нашей соседки их просто сдернули, порвав мочки ушей. Катька попала в этот капкан, с которого невозможно было вырваться, как и большая часть молодежи того времени.

После того как родители разбились на машине, мы остались жить вдвоем, в нашей двухкомнатной квартире на окраине Москвы, у нас не было родственников даже дальних, родители были из детдома. Я старалась ходить в школу и выполнять все свои обязанности, представляя, что родители живы, но все чаще пропускала, так как Катька таскала меня везде за собой, ей было восемнадцать и меня не отдали в интернат. Будучи совсем маленькой и не зная, что такое детдома, я мечтала туда попасть, чтоб не видеть как из-за дня в день торчит сестра, превращаясь в деградированный овощ. Она продала все ценные вещи, потом пошла вход техника, одежда, брала все, что можно продать, в итоге мы остались без квартиры. Где-то на подсознании я понимала, что останусь в скором времени одна.

Мы переехали к ее другу, в общагу, практически в центре Москвы, он был дилером и сутенером, чтоб моей сестре заработать на дозу и какую-нибудь еду для меня, ей приходилось спать с мужиками, иногда их было по два и три, я в это время сидела под столом в нашей комнате накрытым толстым клетчатым пледом, и делала плеер погромче, чтоб не слышать слов, которые они говорили Катьке, их стоны, а иногда побои. Когда она была более менее в адекватном состоянии я молила ее убежать от сюда, и она вроде бы соглашалась, но бежать было некуда, мы оба это понимали она — законченная наркоманка, и я — ее маленькая сестра-зверек выходившая из укрытия лишь в туалет и то по ночам. Я до одури боялась сутенера Кольку, они называли его «Кореш» я знала, что стану такой же наркоманкой, как моя сестра, меня подсадят на иглу, чтоб я также обслуживала всех ублюдков бывавших в притоне, это был лишь вопрос времени. Я чувствовала на себе сальный взгляд и видела похабные усмешки, когда Кореш заходил в нашу комнату, понимая, что мое время не за горами.

Но в один вечер моя жизнь изменилась, прячась в своём укрытии, меня заметил парень с синими как небо глазами, я сразу поняла, что это не наркоман и вообще не из этого грязного мира в котором я пребывала. Он был моим спасителем вытащившим меня из воронки, которая глубоко меня засосала. Когда он задал вопрос «хочешь здесь сдохнуть?» я всем своим нутром поняла, что нет, я хочу жить, я хочу выбраться из ада. Парень забрал меня, я четко помню тот момент, когда он нес меня на руках по коридору, я видела тела людей, но тогда я не понимала, что они мертвы и я не думала о Кате, я знала, что мы больше никогда не увидимся. Но я не могла знать, что вот этот рыцарь, Робин гуд заставит меня хлебнуть, нет не так — даст шанс попробовать и хлебнуть более грязную и мерзкую жизнь: без чести, достоинства, принципов, где много смертей, крови и грязных денег.