Наталия Яровая - Лихорадка в ритме диска

В общем, мы скроили сочувствующие мины, хотя в душе порадовались, и заметно продвинулись к заветному окошку. Телефон снова зашевелился. Я рявкнула сразу:

— Скоро буду!

— Дети? — сочувственно осведомилась дама впереди. Не хотелось врать, но я кивнула.

— У меня то же самое, — пожаловалась она. — Пока дома сижу — вроде мешаю им, а стоит уйти, тут же названивают: мама, где ты? когда будешь? что кушать?.. А сами уже по два раза с женами разошлись…

Слава богу, развитию диалога помешали все те же вьетнамцы, которые взялись колотить старые плитки на мелкие куски, дабы уложить их в мусорные мешки. Воспользовавшись этим, я выскочила на крыльцо, тем более что телефон опять трезвонил.

— Ну, блин! — На этот раз на проводе был Лохматый. Понимай, как хочешь, называется.

— Что «блин»? — терпеливо осведомилась я, вдыхая порциями свежий воздух.

— Скоро? — Он был лаконичен. — У нас тут куча висяков. И ваще…

— Скоро, скоро, — в очередной раз пообещала я. — Сейчас вот деньги получу и приеду.

— Да ты нам здесь позарез нужна! — взревел он. — Там много денег-то?

— Три тысячи восемьсот двадцать.

— Баксов? — уважительно уточнил он.

— Ага! — Я позволила себе хихикнуть.

— Евров, что ли? — усомнился он.

— Рублей, дурак! Кто у нас еврами преподавателям платит?

Пауза длилась с минуту.

— Рублей? — как-то тихо уточнил Лохматый и вдруг заорал: — Быстро возвращайся!!! Да я тебе в два! Блин! В три раза больше дам!!! И без очереди!

— Щас! — гордо ответила я и отключилась насовсем. Нам чужого не надо! И своего не отдадим. Подождете!

К моему возвращению в очереди наметились очередные подвижки, увы, нерадостные: двое из троих, отфутболенных ранее, вернулись к окошечку, обрадовав нас тем, что в бухгалтерии во всем разобрались. С затаенной грустью мы попятились назад. Далее везение продолжало крепко держать меня за руку. Кассирша нервно захлопнула окошко и помчалась в эту самую бухгалтерию выяснять, что к чему.

Вернувшись минут через десять, кивнула: все о’кей. Очень хотелось порадоваться за наших коллег, но сил уже не оставалось. Правда, очередь вдруг задвигалась побыстрее и уже через двадцать минут впереди маячила всего лишь та самая дама с разведенными детьми. Я почти начала ликовать, но в этом месте кассирша подняла на нас жалобные глаза и попросила:

— Можно я перекушу? Недолго, минут десять. — И, как бы оправдываясь, добавила: — Мне вообще полчаса положено.

Очередь стиснула зубы, но интеллигентно кивнула. И тут взгляд кассирши уперся в меня. Надо полагать, за период своих многократных и безуспешных хождений сюда я ей уже запомнилась. В глазах ее плеснулась жалость, она вдруг убрала руку от окошка, которое уже было собиралась захлопнуть, и быстро проговорила:

— Ладно, давайте еще троим выдам и поем тогда.

«Трах!» — грохнул вьетнамец очередную плитку, и это прозвучало салютом. Однако неужели у меня такой жалкий вид?

Сразу вспомнился эпизод. Есть у меня студент, Талалиев. В силу своих могучих умственных способностей он за четыре года обучения кое-как продвинулся к окончанию второго курса. Одной только мне, даже учитывая всю мою лояльность, он по зиме сдавал зачет уже и не помню сколько раз. И вот, пришедши в очередной раз и просидев на задней парте положенное для подготовки время, он подсел к моему столу и вдруг, понизив голос, интимно так спросил:

— Ольга Сергеевна, вам диван не нужен?

Я, честно говоря, растерялась и даже не нашлась что ответить. А парень так же интимно доложился:

— А то мы комплект мебели новый купили домой. Так диван оказался лишним. И ставить некуда.

От заманчивого предложения я в конце концов отбоярилась, и зачет бедному Талалиеву так и не удалось получить. Но история имела продолжение.

На следующий день, опять же в процессе очередного зачета, я заметила, что дверь в мой кабинет периодически открывается и туда заглядывает женщина лет сорока. Приоткроет — заглянет — закроет. Потом снова. «Мало ли, — подумала я. — Все же сессия идет. И очники, и заочники. Может, потерялась».

В конце концов я осталась одна, и тут снова нарисовалась беспокойная женщина, робко заглядывая в дверь:

— Ольга Сергеевна, я — к вам.

Удивилась, конечно, но пригласила войти. Она просочилась в кабинет. Робкая, как все заочники. Но на сей раз я ошиблась.

— Я — мама Вити Талалиева, — доложилась она.

«Диван привезла!» — первое, что с ужасом мелькнуло в моей голове. Но опасения оказались напрасными. Женщина была просто озабочена положением сына:

— Ольга Сергеевна. Я ничего не пойму! Витя целыми днями пропадает в институте, потом — в библиотеке. Готовится, старается. Почему у него никак не получается сдать ваш зачет?

«И не только мой», — хотелось уточнить мне, но маму я пожалела, терпеливо раскрыла перед ней свой талмуд и показала, что в процессе обучения из двадцати моих занятий Витя посетил всего два, а из трех контрольных написал всего одну, к сожалению на два балла.

Мама Талалиева очень огорчилась и стала сбивчиво рассказывать мне душераздирающие подробности того, как каждый день отправляет сына в институт, всучив ему стольник на транспортные и пищевые расходы, а мальчик возвращается только к вечеру. Усталый и голодный. Я, конечно, ей сочувствовала, но аккуратно пыталась подвести к мысли, что если парень уходит из дома, то это еще не факт, что уходит именно туда, куда хочется родителям. И усталость может разобрать его не обязательно в учебном заведении. Мало ли у наших сыновей других дел!

Но мамаша Талалиева упорно отказывалась верить моим робким доводам. Я, честно говоря, утомилась. Кроме того, очень смущал тот факт, что в руках она все время мусолила пакет, в котором, судя по очертаниям, находилась коробка конфет. В конце переговоров мои худшие сомнения подтвердились. Мамаша вынула из пакета коробку «Птичьего молока» и со словами, что ей на Новый год таких надарили много, а мне, может, чаю-то попить не с чем, попыталась всучить мне презент. Вы не поверите, но взяток я не беру («Потому что конфеты не любишь», — говорит Валюшка), если только насильно всучат, а эта показалась мне уж совсем оскорбительной, поэтому я сказала чистую правду:

— Спасибо. Но я конфет не ем. Я больше селедку люблю.

Старалась пошутить, но Талалиева слегка опешила, а потом как-то замяла ситуацию и весьма достойно удалилась.

Через пару дней я принимала экзамен у заочников. Взрослые, очень ответственные студенты разобрали билеты, расселись по местам и вдумчиво взялись писать. Минут через сорок распахнулась дверь, и в аудиторию уверенно вошел Талалиев. В руках он нес объемную картонную коробку, которая источала пряный, неистребимо рыбный аромат, Он твердо подошел к моему столу и выразил желание пересдать зачет. Я, конечно, растерялась, но дала ему билет. Студент-переросток уселся за первую парту готовиться. Коробку он поставил под свой стол. Через пару минут он «незаметно», но с определенным шумом передвинул ее ногой под мой стол. Мне захотелось его задушить.