Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

— Но когда Филипп услышал, что чья-то машина поднимается к замку по дороге, он выскочил на балкон, как молния, а когда увидел Флоримона, был страшно разочарован. Более того, был просто потрясен... Кого же он мог ожидать, если не двоюродного брата?

Посмотрев на миссис Седдон, я была поражена, увидев, что глаза ее полны слез. Покачав головой, она вытерла щеки пухлой рукой.

— Бедный сиротка, несчастный малютка! — прошептала она и замолчала.

Но, несколько раз всхлипнув и проделав сложные манипуляции с носовым платком, она все же объяснила мне все. Причина была проста, очевидна и ужасна.

— Он не видел своих родителей мертвыми. И ему не разрешили пойти на похороны. Мы с Седдоном убеждены — он не верит, что они действительно умерли. Их должны были привезти из аэропорта, понимаете, и мальчик ждал их, но родители так и не приехали. Больше он никогда их не видел. Думаю, он все еще ждет.

— Это ужасно. — Я с трудом перевела дыхание. — Это... это ужасно, миссис Седдон.

— Да. Если он слышит, как подъезжает машина, то пулей несется навстречу. Я сама видела. Счастье, что сюда приезжают не очень-то часто, иначе мальчик круглые сутки торчал бы на балконе и наконец расшиб бы себе голову о камни на дорожке или накололся на эти острые железные прутья, как жук на булавку.

У меня по спине пробежали мурашки.

— Я буду смотреть за ним, — произнесла я.

— Хорошенько смотрите, — поддержала меня миссис Седдон.

КАРЕТА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА 7

... Существо, передвигающееся на двух ногах

и внешне похожее на человека, а не на чудовище...

Филипп уснул, свернувшись в удивительно маленький клубок под одеялом. Свет еще горел, книга, которую он читал, соскользнула на пол. Мальчик что-то зажал в руке, и я отвернула простыню, чтобы посмотреть, — это был игрушечный солдатик королевской гвардии в высокой меховой шапке.

Я подняла книгу, поправила одеяло, потушила свет и тихонько вышла, держа в руках ненужное какао, которое оставила в кладовой.

Вернувшись в свою комнату, я вышла на балкон и опустила портьеру, чтобы снаружи не было видно света. Ночь выдалась спокойная и неожиданно теплая. Тумана пока не было, но далеко, в глубине долины, темнота стала какой-то белесой. Воздух был по-весеннему сырой. Где-то в лесу раздался крик совы, еще один. Эти звуки отозвались во мне неожиданной грустью. Я чувствовала себя усталой и разбитой. Очень много событий произошло сегодня: впечатление от приятных — утренней встречи с Уильямом Блейком, маленького флирта с Флоримоном в салоне — как-то сгладилось, оставив необъяснимое разочарование.

Конечно, я понимала, что это значит. Одиночество было мне очень давно и хорошо знакомо. Оно всегда таилось в душе... Я научилась не давать волю этому чувству, даже иногда наслаждалась им, но бывает время, когда больше нельзя оставаться наедине с собой и ты начинаешь искать какое-нибудь успокаивающее и отвлекающее средство: радио, собака, шампунь, чулки, которые нужно постирать, оловянный солдатик...

Я сжала губы и призвала себя к выдержке. Только потому, что сегодня состоялись две приятные встречи, выходящие за рамки моих обязанностей, — не говоря уже о поучительной и интересной беседе с домоправительницей, — не следует воображать себя одинокой и покинутой теперь, когда развлечения кончились и я должна провести вечер одна. Нечего стоять здесь и глазеть на весенние сумерки, представляя, как я проведу в этой комнате всю свою жизнь.

Ради бога, что я о себе вообразила? Неужели я могла поддаться иллюзии, возникшей во время разговора с Флоримоном, что мы с ним и мадам де Вальми можем сидеть рядышком у камина и беседовать на равных? Что ж, если бы десять лет назад не случилось то, что изменило всю жизнь... Ладно, хватит; это все в прошлом, и чем быстрее я привыкну раз и навсегда к тому, что веселые времена кончились, тем легче будет избавиться от резкой смены настроения, от приступов ненужных воспоминаний.

Медленно повернувшись, я прошла к южному краю балкона, находящемуся прямо над маленькой гостиной. Свет, струящийся из высоких окон, приглушенный золотистыми портьерами, мягко падал через лоджию на террасу. Спутанной сетью голых веток и шипов розовые кусты ловили его слабые лучи. Их тени, словно веники, мотались взад и вперед по свежевскопанным грядкам. Одно окно было открыто, чтобы впустить в гостиную теплый ночной воздух, из него вырывался яркий сноп света, голоса и смех. Я представила себе, как весело горят дрова в камине, сверкают бокалы с вином, пахнет кофе, бренди и сигарным дымом...

«Спокойной ночи, мисс Эйр...» Ко мне вернулось чувство юмора и вместе с ним хорошее настроение. Я молча улыбнулась и вернулась в комнату. Если мне придется провести всю свою жизнь, сидя в углу чужой гостиной за вязанием в черном бомбазиновом платье, что бы ни означало это слово, — то, честное слово, это будет лучший бомбазин! Самый лучший!

Не желая прибегать к успокаивающим средствам (радио, книги, стирка чулок...), я накинула пальто и вышла из дома.

Я шагала очень медленно, потому что при неярком лунном свете спуск казался обманчиво пологим, к тому же ноги скользили по отсыревшему асфальту. Можно было спуститься вниз прямиком через лес, минуя зигзаги шоссе, — крутая тропинка чередовалась со ступеньками, — но под деревьями царила полная темнота, поэтому я пошла по дороге.

Было очень тихо и безветренно. Внизу, в глубине долины, там, где протекала река, я теперь ясно различала бледное сияние поднимающегося тумана. В лесу снова печально прокричала сова. В воздухе стоял сильный запах мокрой земли и едва распустившихся листьев; запах весны... не мягкий и ароматный, а грубый, резкий — запах пробивающейся из земли новой жизни. «Жестокий месяц, изгоняющий фиалки из мертвого объятия земли...» Да, именно так. В который раз я почувствовала благодарность к отцу, научившему меня считать поэзию частью собственной жизни. «Наилучшие слова в наилучшем порядке...» Как приятно в чужих словах узнать собственные мысли. Да, отец был совершенно прав. Поэзия избавляет нас от необходимости самому формулировать свои впечатления...

Что-то зашуршало в опавших прошлогодних листьях — и стихи выскочили у меня из головы. Я вдруг вспомнила, что во Франции еще водятся медведи. И вепри. И наверное, волки. И без сомнения, вампиры и оборотни... Стараясь насмешками над собой прогнать внезапный страх, я наконец вышла невредимой к реке, где был мостик, ведущий к шоссе.