К. Харрис - Почему поют русалки

— Отец также служил в королевском флоте?

— Нет. Отставной капитан торгового судна. — Тут магистрат минуту колебался, прежде чем продолжить. — Картина этого убийства резко отличается от известных вам случаев не только способом, которым был нанесен смертельный удар, и отсутствием следов надругательства над телом. Различие в другом. Труп Беллами был оставлен на месте преступления, у стены одного из пакгаузов на территории доков. Никакой бравады, никакой наглой демонстрации останков.

— Может быть, убийце не хватило времени, — предположил Себастьян.

Лавджой водрузил очки обратно на кончик носа.

— Возможно, вы правы, и наличие корня мандрагоры во рту убитого лейтенанта подтверждает ваше предположение. Убийца словно нарочно пропустил вторую строчку стиха, имея намерение вернуться к ней впоследствии. Но почему он так поступил?

— Потому что судно, на котором служил лейтенант Беллами, находилось в плавании. Намеченная жертва была временно недоступна.

Полицейский судья бросил на собеседника взгляд поверх стекол очков.

— Вы считаете, что убийца располагает своих жертв в каком-то подобии распорядка?

— Мне кажется это очевидным.

— «Спой с русалкой на Семик», — пробормотал Лавджой вполголоса.

— О чем вы?

— Следующая строчка стиха. «Спой с русалкой на Семик». Если он намерен придерживаться некоего порядка, в следующий раз речь пойдет о русалке.

Его собеседник тяжело вздохнул.

— На Боу-стрит в это ни за что не поверят.

ГЛАВА 27

Себастьян подверг свое отражение самому придирчивому осмотру. Затем, приблизив лицо вплотную к зеркалу, несколькими взмахами чуть присыпал волосы пеплом и расчесал их. Создалась убедительная видимость тронутой проседью шевелюры.

На нем было надето пальто, фасон которого бесповоротно вышел из моды, и грубые панталоны такого качества, что, увидь их тетушка Генриетта, с ней, несомненно, приключился бы апоплексический удар. Гардероб Себастьяна вообще отличался разнообразием, предметы, его составлявшие, вели свое происхождение как из дорогих магазинов на Бонд-стрит, так и из лавок старьевщиков на Роузмари-лейн. Особенность, отражавшая свойственный ему образ жизни: временами Себастьян пользовался преимуществами аристократического происхождения и финансового благополучия, а временами, в соответствии со своими целями, старался предстать совершенно другим персонажем.

В гардеробную бурно ворвался Том, а с ним и запах дождя, грозившего пролиться с самого утра.

— Я вам расскажу еще кое-чего про того капитана конной гвардии. Ну, Куэйла, за которым вы мне ходить велели. Я вызнал, что, кажись, жена грозилась уйти от него за то, что он гуляет. А так как бабки у нее, то он сейчас и торчит дома. Зуб дам, что он по уши в долгах.

Себастьян, засунув кинжал с тонким, но роковым лезвием в правый сапог, принялся сосредоточенно завязывать темный шейный платок.

— Приглядывай за ним при малейшей возможности. Нет сомнения, этот человек что-то скрывает. Только я не вполне уверен, что это имеет отношение к нынешнему делу.

Том некоторое время созерцал нереспектабельное одеяние хозяина, затем заинтересованно осведомился:

— Вы это для чего ради?

Себастьян заботливо поправил воротничок своей скромной сорочки, потом ответил:

— Гринвич. — И, отворачиваясь от зеркала, спросил: — Как ты относишься к возможности прокатиться на кораблике?

— Ух ты! — воскликнул Том в пароксизме восторга, когда небольшое суденышко скользило по Темзе мимо Тауэра и доков, легко оставляя позади тяжелые торговые корабли, сидевшие глубоко в воде под грузом сахара и табака, индиго и кофе. Их внушительные мачты лесом загораживали затянутое темными тучами небо.

Число пассажиров бота едва превышало десяток. Себастьян стоял, держась за поручни, влажный ветер обдавал брызгами его лицо, мешая наблюдать за тем, как грум скачет от одного борта к другому, перепрыгивает через сложенные на палубе тюки товаров и бухты свернутых канатов. Он про себя улыбнулся и спросил:

— Был когда-нибудь в Гринвиче?

Том отрицательно затряс головой и тут же удивленно вытаращил глаза, так как в этот момент их кораблик поравнялся с массивным контуром здания Индия-хаус, за которым громоздились доки и пакгаузы Вест-Индской торговой компании, раскинутые по всей территории Собачьего острова [17].

— Если останется время, мы с тобой сходим в Куин-хаус. А если захочешь, и в Морскую академию.

— И даже в обсерваторию?

Себастьян расхохотался.

— Можно и туда.

Том прищурился и стал разглядывать хлопавшие под ветром ржаво-коричневые паруса. Судно шло под шпринтовой оснасткой, поднятый топсель казался маленьким по сравнению с огромными гротом и фоком [18]. Плоское днище обеспечивало доступ в мелкие воды и Темзы, и узких извилистых ее притоков.

— Вам про этого капитана Эдварда Беллами чего наиважнейши? Ну, в смысле, чего мне про него разузнавать?

— Надеюсь, ты добудешь данные, которые подтвердят связь между гибелью его сына и смертями Кармайкла, Стентона и Торнтона.

Том скривился.

— И не похоже вовсе. То священники разные да банкиры. Еще и лорд в придачу.

— Ты бы очень удивился, узнав, какое множество нитей пронизывает насквозь все общество, связывает между собой самых разных людей, и женщин в том числе.

— Значит, мне и про жену капитанову поразнюхать? Если, конечно, он ею обзавелся.

Снова и снова на ум Себастьяну приходила строчка из стихотворения Джона Донна: «Враки! Верных женщин нет!» И тут в первый раз его посетила неожиданная мысль: до сих пор он совсем не уделял внимания матерям погибших юношей: недавно умершей жене его преподобия Торнтона; леди Стентон с ее категорическим требованием, чтоб сын вернулся вовремя, а теперь, по слухам, бедная женщина находится в таком тяжелом состоянии, что доктора держат ее на успокаивающих средствах; матери Барклея Кармайкла, дочери маркиза, которая печется о нуждах рабочих и ходатайствует перед мужем о сокращенном рабочем дне для детей на его фабриках и рудниках. Себастьян сосредоточил все силы своего ума на том, чтобы отыскать звено, связывающее отцов молодых жертв. Но нет ли такого между их матерями?

— Думаю, мысль неплохая, — пробормотал он про себя и вновь прислонился к поручню.

ГЛАВА 28

Капитан Эдвард Беллами обитал в приземистом доме с выбеленными стенами, темно-зелеными ставнями и сбегающими к реке обширными садами.

Напомнив себе о том, что манеры его должны соответствовать манерам мистера Саймона Тейлора с Боу-стрит, Себастьян деловито преодолел несколько ступенек и, оказавшись перед входом, бойко постучал дверным молотком. Служанка, девушка лет четырнадцати-пятнадцати, отворила дверь и залепетала было, что хозяина и хозяйки нет дома, но Себастьян, не дослушав, снял шляпу и высокомерно представился.