Ольга Черных - Придумай что-нибудь сама

Я отложила все в сторону и принялась вместе с ней рассматривать фотографии. На одной из них была вся семья: уже знакомый нам генерал и его жена. Женщина была очень красива и совсем молоденькая. Ее высокую прическу закрывала большая шляпа. На коленях у них сидели два очаровательных карапуза, как две капли воды похожих друг на друга.

– Так вот откуда у нас в роду близнецы? Смотри, какие очаровательные мальчики, похожи на ангелочков. Ясно, что один из них и есть наш прапрадед, а где тогда второй?

– Помнишь, Нюра высказала предположение, что он сбежал за границу? Правда она ни словом не обмолвилась о том, что они были близнецы. Возможно, он оставил какую-то информацию своим потомкам. Это уже другая ветвь семьи и нам о ней ничего неизвестно, и, скорее всего, это уж точно останется нераскрытой семейной тайной. Как жаль… – на глазах Симы блеснули слезы.

– За что мы так наказаны? – спросила я и вздохнула.

– Ты о чем?

– Как жестоко: лишить людей памяти. – Что мы знаем о своей семье? Ничего. Абсолютно ничего. Эти фотографии подтверждают, что наши предки занимали высокое положение в обществе, были уважаемы и почитаемы, а мы совсем ничего о них не знаем. Мы даже не знаем их имена. И фамилию тоже не знаем. Ее так старательно забывали несколько поколений, что теперь и вспомнить некому.

– Вот о фамилии я сейчас и думаю, – Сима протянула мне портрет генерала. – Посмотри внимательно на обороте.

Я перевернула портрет и только теперь заметила, что там кто-то старательно стер надпись.

– Граф Головин, – прочитала, после некоторых сомнений, – дальше разобрать невозможно. Конечно, если сдать фотографию на экспертизу, то нам выдадут полную информацию и о надписи, и о том, кто запечатлен на снимке, – задумчиво сказала я всматриваясь в затертые буквы. – Симочка, ты только вслушайся: граф Головин. Звучит? Вот это неожиданный поворот в жизни. Жаль только, что нам это уже ничего не дает.

– Как это не дает? Еще как дает. Теперь я готова поверить во что угодно, в том числе и в клад, вернее в наследство от прапрадедушки. Только где оно? То, что было в тетином сундучке, уже из нашей семьи: тю-тю. На них объявился законный наследник. Ты же знаешь, я не ношу колец и прочих женских слабостей. Да и куда? Я все время на работе. Не надену же я на стройку колье с бриллиантами? Борис это верно подметил. Но это не его дело. То, что он нашел в сундучке, не принадлежало одной тете Агнессе. Я сроду не видела на ней даже простых бус, кроме вечной и незаменимой броши-камеи, не говоря уже о чем-то более серьезном. Значит, все, что там было, осталось от других женщин семьи, и мы по праву должны быть его наследницами.

– Сима, что теперь говорить об этом? Так он тебе и отдал. Забудь. Так проще. И, вообще, то, что он нашел – мелочи. Если верить Нюре… Постой, а почему мы не должны ей верить? Теперь я просто уверена, что существует какой-то настоящий тайник, в котором наш прапрадед оставил своим близнецам приличные средства к существованию.

– Соня, а ты не думаешь, что второй близнец еще тогда сумел воспользоваться ими?

– Нет. Маловероятно. Судя, по словам Нюры, наш прадед не решился залезть в тайник, значит, он знал, что он все еще на месте. Значит, оставил клад своим потомкам. На сегодняшний день, это – мы с тобой. И глупо было бы не воспользоваться таким подарком. А? Как думаешь?

– Хм, думать-то я думаю, да только где его искать? Ты внимательно пересмотрела бумаги? Что там еще есть? Может, найдем какую подсказку? Мне не дает покоя тетина фраза о том, что мы инженеры. Что-то в ней не так. Что она хотела этим сказать?

Я пожала плечами и принялась перекладывать на столе каждый листок. Похоже, этот сундучок заменят тете Агнессе сейф. Эдакий своеобразный архив, где хранились не только документы семьи, но и личные ее бумаги. Их накопилось приличное количество. Тут было и решение опекунского совета на усыновление Бориса, ее партбилет и учетная карточка, удостоверение «Ударника коммунистического труда» и, прикрепленный значок к нему. Для нее это были настоящие сокровища, имеющие большое значение в жизни. Перебирая бумаги, я все время бросала взгляд на рисунок особняка. Сколько раз я бывала в здании этого санатория, и ни разу даже в голову не приходило, что его стены хранят память и образы моих предков, их голоса, шаги, звуки красивой музыки, звучавшей много лет назад. Что-то меня тревожило, но что? Пока я не готова была на это ответить. Нужно было хорошо обо всем подумать.

– Сима, давай все же поедим, а потом спокойно вернемся к заветному сундучку, – я решительно закрыла тяжелую крышку.

На этот раз она со мной согласилась и отправилась на кухню, в очередной раз подогревать ужин.

Мы сидели за столом, тщательно пережевывая пищу, и, особенно не задумывались о том, что лежит в тарелках. Мысли блуждали далеко от этой кухни, и все наши вопросы, не имели никаких ответов.

– А вино? Про вино-то мы совсем забыли. Зря, что ли Борис старался? – Сима проворно вскочила из-за стола и принесла бутылку. – Давай выпьем за всех наших. За тех, кто на фотографиях, за тех, кто живет в нашей памяти и за тех, кого мы не знаем.

– Да, давай выпьем за всю нашу семью, – поддержала ее я и подняла рюмку. – Ясно одно, что многие из них умерли не от своих болезней или старости. Это судьба, Сима.

– Согласна, в данном случае твоя логика безупречна, – грустно согласилась она. – За всех наших, не чокаясь…

Я задумчиво чистила апельсин. Вдруг ощутила непонятный толчок внутри и посмотрела на зеркало. Последние события, связанные со смертью тети Агнессы, а потом и Нюры, отодвинули на задний план трагедию бедной Лизаветы. Сима перехватила мой взгляд и вздохнула.

– Ты все веришь в эту историю?

– Верю, – ответила я серьезно. – Как и в то, что пока ее неприкаянная душа будет блуждать в зеркальном лабиринте, не видеть нам земного бабьего счастья. Теперь я это точно знаю. Я это чувствую.

– Ну, ты скажешь, – поджала губы Сима. – Какое отношение имеет смерть Лизаветы к нашей личной жизни?

– Самое прямое. Ее душу нужно освободить и отпустить с миром в страну вечного покоя.

– И, каким же образом? – с иронией в голосе спросила Сима.

– Для этого существует лишь один способ. Другой мне неизвестен, – тихо ответила я, внутренне содрогаясь своему предложению.

– Другими словами, ты предлагаешь разбить это старинное зеркало? Ты нормальная? Я не дам тебе этого сделать. В конце концов – это память о нашей семье. Ты же понимаешь, что в него смотрелись не только мы с тобой? – возмутилась сестра.

– Да, это, безусловно, важно, но перед ним умерла Лизавета, что накладывает отпечаток на всех нас, кто смотрелся в него после.

– Это наше наследство. Если станет совсем туго, мы его продадим. А пока, давай, оставим его висеть на своем месте. Договорились? – примирительно спросила Сима.